— Ну, может, Луиза просто была фригидной. Или правда все то, что говорили про него. Ну что у него это вылетает быстрее пули…
Слова как бы выскакивали из нее сами собой. Рэйчел откинулась на спинку стула — ей было одновременно и стыдно за себя, и почему-то весело. «Боже, я правда балдею!» — промелькнуло в мозгу.
И тут на нее напал смех. Он был тихим, но остановить его она уже не могла. Надо было срочно ретироваться в туалет, чтобы не обмочиться.
Скинув туфли, она вскочила на ноги, сгребла со столика свою сумочку и, пошатываясь, направилась в сторону ванной.
Закрыв за собой Дверь и стоя у стены, облицованной оранжево-розовым кафелем, она попыталась нашарить «диафрагму», подбадривая себя, чтобы не передумать:
«Сейчас! Только сейчас и ни минутой позже. Пока не пропала решимость!»
Затуманившимися глазами разглядывала она извлеченную из сумочки после долгих поисков «диафрагму», мучительно припоминая, как ее положено вставлять. Сначала как будто надо не забыть намазаться специальным антисперматозоидным кремом. Она еще вся им перемазалась, когда практиковалась у себя дома. Так, с этой частью дела вроде покончено. Мази, кажется, достаточно, чтобы уложить намертво всех этих мерзких шустрых головастиков. Теперь требуется сложить эту штукенцию вдвое…
Некоторое время она держала «диафрагму» в сложенном виде — обычно так держат «тако», чтобы из Лепешки, пока ешь, ничего не выпало. Но тут вдруг пластинка выскочила у нее из пальцев, отлетела в сторону и, стукнувшись о дверь ванной, шмякнулась на пол. Глядя на лежащую на розовом мраморе пластинку, напоминающую мертвого морского ежа, Рэйчел почувствовала, что утратила всякий контакт с реальностью.
«Господи! — пронеслось у нее в голове. — Что у меня получится? Я же совершенно бесчувственная, как эта резинка, которую мне надо вставить».
Внутренний голос тут же приказал: «Кончай трепыхаться! Сделай, как решила!»
Выйдя из ванной, Рэйчел снова почувствовала, как из горла поднимаются пузырьки смеха: слишком уж дурацкий вид был у глазевшего на нее Мейсона.
— Рэйчел? Господи, да это ты?
— Конечно, я. А кто же еще?
— Но ты…
— Правильно, голая!
Произнеся эти слова, она многозначительно кивнула, ощущая в огромной голове, болтающейся на тоненькой веревочке шеи, звенящую пустоту. Немного странно, правда, было стоять в комнате без всякой одежды, но смущения она не испытывала. Вспоминались сцены из детства, когда жаркими вечерами во Флориде они купались голышом. В сущности, между «тогда» и «сейчас» не было никакой разницы: воздух, который сейчас обвевал ее нагое тело, казался таким же плотным и теплым, как вода в бассейне с подогревом.
Подойдя к Мейсону, Рэйчел уселась рядом с ним, небрежно положив ногу на ногу.
— Послушай, — обратилась она к нему, — тебе совсем не обязательно вести себя как-то по-особенному. Я же знаю, что ты не влюблен в меня и все такое прочее. Я просто решила, что было бы здорово появиться в таком виде, только и всего.
Мейсон, не отвечая, продолжал глядеть на нее остекленелыми глазами. Рот его был широко открыт. Но вот он поморщился, как будто от боли — Рэйчел увидела, что тлевший окурок прожег ему пальцы. Он стряхнул окурок в пепельницу и, поднеся ладонь ко рту, стал сосать обожженные пальцы. Когда он снова взглянул на Рэйчел, глаза его уже не были больше глазами зомби, а на губах снова заиграла прежняя ухмылка, но сейчас она казалась глуповатой, как будто он все еще не верил в реальность происходящего.
— Слушай, а ты это… не шутишь? Потому что если да, то ничего особенно смешного тут нет, трахнутым Христом тебе клянусь!
— Да нет. Я абсолютно серьезна. Но если ты будешь и дальше сидеть тут и рассуждать о моей наготе, то я лучше оденусь.
— Господи Иисусе, Рэйчел! Мне говорили, что на некоторых «травка» иногда оказывает такое воздействие, но я, правда, никогда не думал, что… Боже ты мой! — Он начал метаться по комнате, на ходу скидывая пиджак, срывая галстук, пытаясь расстегнуть жемчужные запонки, наклоняясь, чтобы развязать шнурки. — Черт подери! Этот дурацкий узел никак не поддается.
— Давай я помогу, — предложила Рэйчел, наклоняясь, чтобы развязать узел и чувствуя, что ее груди задевают руку Мейсона. Ей показалось это приятным, правда, не слишком возбуждающим. — Ну вот, все в порядке. Слушай, а шишка-то, значит, осталась? После того как ты сломал большой палец, когда катался на водных лыжах. И что, болит?
— Иди сюда! — скомандовал он, сбрасывая майку и трусы.