От безмерного облегчения, которое она ощутила, Сильвию охватила дрожь. Но тут она вспомнила про Энджи.
— Миссис Сантини, — выдохнула она. — Я не смогла ее добудиться. Пожалуйста! Вы должны ей помочь. А ребенка я возьму, вы не беспокойтесь.
— Погодите, — бросила монахиня.
Она достала ножницы и быстрым взмахом перерезала именной браслет в виде четок на тонком, цвета слоновой кости запястье девочки. Бусинки рассыпались вокруг, запрыгав на линолеуме пола.
— Фаянс, — выдохнула сестра. — Он так легко нагревается… Может быть ожог…
На полу Сильвия увидела множество бусинок от других браслетов. Были они и на пеленальном столике. А один, маленький розовый кубик с черной буквой „Р", застрявший в складке рукава накрахмаленного халата сестры, словно подмигивал ей.
Сильвия протянула руки, взяла маленький влажный сверток, чувствуя, как к ней возвращается прежняя сила. Это сделал крошечный человечек, которого она крепко прижала к груди, осторожно поддерживая ладонью неокрепшую головку.
Скорее назад. Невзирая на сгущавшуюся с каждым шагом пелену дыма. Назад, мимо сестринского поста, где никого уже не было. К спасительной лестнице. Еще один поворот. Ну вот. Теперь совсем рядом. Она распахивает дверь, над которой табличка: „ВЫХОД". И отшатывается назад.
Весь пролет лестницы охвачен пламенем. Она услышала высокий пронзительный крик и поняла, что это кричит она.
Господи Всемогущий, куда же сейчас?
И тут она вспомнила: окна! Как раз в этом месте они выходят на площадку пожарной лестницы. Дом допотопной постройки, и ступени лестницы зигзагом спускаются по стене.
Сильвия забежала в ближайшую палату, осторожно опустила девочку на кровать, попробовала поднять раму. Но окно не открывалось. Наконец она услышала треск — звук похож на выстрел — и рама подалась. Сильвия, обессилев от охватившей ее радости, подхватила ребенка. Свободной рукой она подвинула стул к подоконнику и осторожно, медленно взобралась на него.
И посмотрела вниз… Далеко внизу, как пьяная, шаталась улица. Как ни странно, но казалось, что совсем светло, — больше похоже на день, чем на вечер. Спешащие по тротуару люди с высоты пятого этажа выглядели как крошечные букашки, а сгрудившиеся у обочины пожарные машины — как игрушечные грузовички. Протянувшиеся от них шланги напоминали клубок змей.
Все это вдруг поплыло у Сильвии перед глазами, и она почувствовала, что сейчас полетит вниз. Крепко зажмурившись, она глубоко вздохнула.
Нет! Не смотри вниз! Спускайся — и все!
Одной рукой прижимая сверток к груди, Сильвия ступила на площадку. Голые подошвы ощутили тепло шершавых железных прутьев. Сильвия стала медленно, дюйм за дюймом, спускаться по ступенькам, свободной рукой цепляясь за железные перила. На ощупь ступеньки лестницы казались такими отвесными, что от страха руки и ноги у нее сделались совсем резиновые.
Неужели она сможет одолеть все пять этажей спуска? А если нет, если она упадет или выронит ребенка?
Нет! Она не имеет права так думать. Не имеет права.
Сильвия заходилась в кашле. Едкий дым разъедал глаза. Но она продолжала упрямо спускаться, царапая и раня ступни в поисках опоры.
Едва она добралась до площадки четвертого этажа, как над ее головой что-то оглушительно разорвалось — от взрыва ходуном заходила пожарная лестница. Боже! Сердце замерло от ужаса. Взглянув вверх, Сильвия увидела, что из окна над ней с ревом метнулось пламя. Градом посыпались осколки стекла, по пути задевая железные перекладины. В тот же миг что-то твердое и острое ударило ее в плечо.
Сильвия вскрикнула от ужаса и внезапной боли. По лопатке побежала теплая струйка. Она почувствовала, как ослабели мышцы, и все внутри разом похолодело. Тело сделалось ватным. Она приказала себе двигаться, но поняла, что не в состоянии сделать ни шагу. Ни одного.
Казалось, время стоит на месте. Жара становилась все нестерпимей, тонкая ткань халата от нее не спасала. Боже, неужели это конец? И она умрет, застыв в неподвижности, как жена Лота?
И тут зашевелился ребенок, которого она прижимала к груди. Из-под простынки выпросталась крошечная ручка и принялась беспомощно метаться в воздухе, пока не натолкнулась на щеку Сильвии. Нежные пальцы малютки коснулись ее рта.
Горло Сильвии сжалось от невыплаканных слез.
Ты, глупое тело! Черт бы тебя побрал! Двигайся же, кому говорят? Если не ради себя самого, так хоть ради ребенка. ДВИГАЙСЯ!
И тело задвигалось! Она заставила его.
Сильвия так и не поняла, что сумела добраться до земли, пока ее не подхватили чьи-то сильные руки и не сняли с последней ступеньки. Но вот ее ступни коснулись асфальта. Боже, какое блаженство чувствовать под собой твердую опору. Тут на Сильвию обрушился шквал голосов. Со всех сторон тянулись к ней руки. Чтобы помочь. И поддержать.
В глазах метались отсветы красной пожарной мигалки. Она слышала резкие команды, усиленные мегафонами, — казалось, они следуют за ней по пятам, пока, сопровождаемая несколькими добровольными помощниками, она пробиралась мимо пожарных рукавов и прочего оборудования, валяющегося на тротуаре.
Сильвия с трудом ощущала реальность происходящего, двигаясь как во сне. Проплывавшие рядом носилки казались какими-то призрачными существами.
Между тем до ушей Сильвии по-прежнему доносились выкрики пожарных, носившихся вокруг в своих желтых перемазанных сажей комбинезонах и пытавшихся перекрыть гудение кранов. Их лица, перекошенные от напряжения, были похожи на лица фантастических существ, венчающих водосточные трубы старинных особняков.
— …эта чертова шпана… из-за этих дерьмовых хлопушек… — донеслось до ее сознания.
Сильвия с ребенком на руках с трудом пробиралась сквозь людскую толпу. Как ни была она растеряна, одна мысль неотступно сверлила мозг: „Во что бы то ни стало надо найти своего ребенка!" И тут же подумала: „Но сначала — Энджи… Она должна знать, что с ее девочкой все в порядке. Ведь бедняжка наверняка с ума сходит!"
В этот момент она заметила знакомое лицо: та же молодая монахиня сопровождала двух больных в инвалидных колясках.
— Сестра! Подождите! — крикнула Сильвия из последних сил.
Сестра Игнация обернулась на крик. Белое монашеское одеяние во многих местах изодрано, перепачкано сажей. В первый момент она показалась Сильвии странно обнаженной. Впрочем, она тут же сообразила, что у монахини на голове нет платка, а на носу очков. Скорее всего она потеряла их во время всеобщей паники.
— Сестра, пожалуйста, как там другие дети… — В голосе Сильвии звучало отчаяние: мысль о судьбе собственного ребенка не давала ей покоя.
— Спасены! Все спасены! Слава Всевышнему! — И монахиня истово перекрестилась.
Только теперь Сильвия вспомнила о младенце, которого продолжала прижимать к груди, — ребенке Энджи.
— Не скажете, где мне искать миссис Сантини? — спросила она у монахини.
Сильвия собиралась пуститься в объяснения, но встретилась глазами с беспомощным взглядом сестры Игнации. Ее оставшиеся без защиты очков глаза были полны слез.
— Миссис Сантини сейчас с Господом Богом. — И монахиня снова перекрестилась. — Взрыв. Сестра Пола пыталась ее вынести и тоже погибла… Бедная наша Пола. Пожарные добрались до пятого этажа слишком поздно.
При мысли о своей соседке по палате, этой душевной, хотя и грубоватой женщине, Сильвия почувствовала, как в ее сердце поднимается печаль. Она вспомнила карие глаза Энджи, блестевшие, когда она заговорила о своем ребенке, несмотря на разочарование, что родился не мальчик. Бедная, бедная Энджи! Глаза Сильвии наполнились слезами.
В первый раз за все время Сильвия откинула простыню, прикрывавшую маленькую головку ребенка, спавшего у нее на руках.
Из-под грязных складок простыни на нее глянуло лицо изумительной красоты — словно камея слоновой кости. У Сильвии даже перехватило дыхание. Круглые кукольно-голубые глазки, рот бантиком. Мягкие светло-каштановые волосы, как пушок на утиной головке. Ничего похожего на темные перекрученные пряди у ее ребенка. Сильвия провела пальцем по шелковистой коже щеки — девочка тут же повернула головку и начала губами искать исчезнувший палец.