Ужаснее всего была даже не боль, даже не обида, а именно эта пудовая рука, покоившаяся на ее плече и словно прожигавшая ее.
Мамы не было, и это заботило Анжелу больше всего. Что он с ней сделал?
Когда врач отбыл восвояси, Анжела спросила:
– Где мама?
Артур, усмехнувшись, ответил:
– Мама занята, но к утру освободится.
Анжела закричала:
– Где мама? Мы немедленно уезжаем отсюда…
Артур схватил ее второе, здоровое, запястье.
– Не надо мне перечить. Иначе придется понести наказание. Я могу сломать и это тоже. Или второй раз уже сломанное. В конце концов, подумай о своем милом братике…
Анжела в ужасе закрыла глаза.
В плену у кого они оказались?
Похоже, у крайне богатого, влиятельного и столь же сумасшедшего субъекта, который получал удовольствие от…
От боли других людей.
– Пожалуйста, не надо… – попросила Анжела, и Артур отпустил ее руку.
– Это зависит исключительно от тебя. Ты и твой братец мне без надобности. А вот твоя мама…
– Что с ней?
Артур ответил:
– Ты устала, тебе нужен целебный сон. Вот, прими.
Он подал ей таблетку.
Розовую.
И даже бокал воды, который самолично наполнил. Еще бы, у него ведь работали обе руки. Никто ему правое запястье не сломал.
А надо бы.
– Не буду!
– Пей! И помни о благе своей мамы.
Схватив таблетку, Анжела сунула ее в рот и запила водой.
– Молодец. Открой рот. Высуни язык. Я должен убедиться, что ты не прячешь ее за щекой. Отлично.
Чувствуя, что в голове у нее начинает гудеть, Анжела заплетающимся языком произнесла:
– Вы меня отравили?
Артур положил ей руку на плечо.
– Нет, это всего лишь сильное седативное. Тебе нужен целебный сон…
Сон… Сон… Сон…
В себя Анжела пришла от того, что кто-то ее теребил. С трудом открыв глаза, она увидела сидящего на ее постели Никитку.
Интересно, как она оказалась в своей комнате, если отключилась на первом этаже?
Артур отнес.
– Соня, вставай! Ты так долго спишь! А что у тебя с рукой?
За окнами было темно: вряд ли еще, вероятно, уже.
Она проспала сутки? Или даже двое?
– Так что у тебя с рукой, сестричка?
Посмотрев на братца, Анжела ответила:
– Ночью в душе поскользнулась.
Маму она увидела только следующим утром – та, ковыряясь в тарелке, сидела за огромным столом, завтракая вместе с одетым, как всегда, с иголочки Артуром.
– Доброе утро! – произнес он тихо и внимательно посмотрел на Анжелу. Та уже знала, что отвечать надо тотчас и с легкой улыбкой.
– Доброе утро!
Мама, мимолетно взглянув на нее, снова опустила голову к тарелке. А Анжела ужаснулась – столько в ее взгляде было безысходности и муки.
– Прими свои таблетки! – сказал Артур, и мама тихо ответила:
– Да, сделаю.
Ее тон явно не понравился их мучителю, который заявил:
– Сейчас же!
И протянул маме уже знакомую Анжеле розовую таблетку.
Не принимай, мама, не принимай!
Однако мама без возражений взяла ее и, положив в рот, запила водой.
– Отлично. Они тебе помогут. Ты не очень хорошо выглядишь, дорогая, – заявил Артур, обращаясь к маме. – Надо бы тебе съездить к косметичке! Вот поспишь и съездишь.
Та кивнула, и хозяин дворца поднялся из-за стола, что означало: завтрак закончен для всех.
– Увидимся вечером! – произнес он и удалился. Когда шофер увез его в город, в офис, Анжела вихрем поднялась по лестнице и подошла к будуару мамы.
Но если та приняла розовую таблетку, то наверняка уже, как и она сама, провалилась в многочасовой беспробудный сон.
Она постучала и толкнула дверь.
Так и есть, мама ничком лежала на огромной кровати под балдахином, явно погруженная в вызванное розовой таблеткой долгое оцепенение.
Опустившись около нее, Анжела вздохнула и положила здоровую – левую – руку на легкое одеяло, которым была укрыта мама.
И отметила, что вся спина мамы в каких-то странных багровых полосах. Как будто… Как будто ее кто-то бил или стегал.
Но кто и зачем?
Мама слабо вздрогнула и повернулась к ней.
– Ты не спишь, мамочка? – спросила удивленная Анжела, а мама, не открывая глаз, тихо произнесла:
– Садись по-другому, так, чтобы быть спиной к двери. Потому что вон там и вон там, над дверью, в углах, камеры.
Точно – и как Анжела их раньше не заметила? Наверняка подобные были и у нее с спальне – и вообще везде в этом ужасном особняке.