-- Отвяжись, Колин! -- как можно строже заявил я, сбросив тяжелую ладонь со своего плеча. Но, обернувшись, я мысленно забрал свои слова обратно.
-- Если бы меня так звали, то я давно бы удавился, -- произнес, как оказалось, сам Арлен Дарси, поравнявшись со мной. -- Кстати, я все-таки исполняю свои обещания.
-- Я в курсе, -- пришлось сопроводить свой ответ вздохом. -- Но если ты не хочешь, то можешь отказаться. Еще не поздно.
-- И тогда твоим желанием станет сбросить с лестницы уже меня?
-- Нет. Просто мне кажется, что для Лили этот бал не обернется ничем хорошим.
-- А для тебя? -- вновь с уст Арлена сорвался неожиданный вопрос.
-- Я никого не приглашал. Сделаю яблок в карамели, и на этом все.
-- Никогда не ел их. Ненавижу сладкое. Но в этом году придется попробовать, -- усмехнулся темноволосый, сбавляя шаг.
-- Не вижу причины менять вкусы, -- парировал я, вызвав у собеседника сардоническую улыбку. Тот остановился возле одной из дверей, на прощание вальяжно махнув мне рукой.
-- Пока, -- нахмурившись, полушепотом ответил я, при этом для себя запомнив номер -- двести сорок шесть. Совсем недалеко от моей.
Еще несколько десятков шагов -- и, плечом толкнув дверь, я ввалился к себе в комнату. Без всякой педантичности я швырнул свои тетради прямо на учебники Гаррета и тут же устремился к кровати, словно самый последний астеник, рухнув на нее после долгих учебных часов. Не сказать, что программа здешняя давалась мне тяжело, но она явно отличалась от той, которой мы пользовались в обыкновенной школе. Я слышал, что частные учебные заведения всегда добавляют какую-то изюминку в обыкновенные методы преподавания, и здесь, наверное, этой изюминкой было полное равнодушие учителей к своим ученикам. За вполне демократичную цену было бы странно ожидать большего, но порою казалось, что наставники там, в Рочестере, были гораздо опытнее и живее. Особенно моя неприязнь касалась мисс Элизабет и старого мужчины, преподающего чуждую для меня арифметику. Первая не нравилась мне как раз-таки по причине какого-то строгого равнодушия, а со стариком у меня были личные счеты -- он не любил тех, кто не понимает арифметику, так же сильно, как я не любил саму арифметику. Остальные преподаватели не оставили никакого отпечатка в моей душе. Единственный человек из персонала, к кому я был лоялен -- Урсула. Но видел за все это время я ее так мало, что полностью судить о ней не мог. Как и обо всех в этом неприветливом месте.
Через несколько минут в комнату ввалился Гаррет и, в точности повторив мои жесты, поспешил рухнуть на кровать прямо в пиджаке. Я знал, что учеба дается ему со скрипом, не то что спорт, поэтому мысленно жалел юношу, представляя себя на его месте.
-- Как дела? -- протянул он, все еще лежа без движения.
-- Нормально, -- ответил я, прогудев в подушку. Но тут же оторвавшись от кровати, продолжил: -- Не знаешь, кто живет в двести сорок шестой?
-- Знаю, -- пожал плечами Манн, лениво поднявшись с кровати. -- Дарси. Мне кажется, или ты очень интересуешься им?
-- Нет! -- буквально вскрикнул я, замахав руками в растерянности. Мне станет неловко, если Манн надумает себе чего-нибудь лишнего. Но я лгал нам обоим: Арлен был мне интересен. Мой сосед рассмеялся, запрокинув голову:
-- Да ладно, расслабься. Я же шучу. А если серьезно, зачем он тебе?
-- Да так... -- слукавил я. -- Мы с ним немного повздорили.
-- Зря ты. Он за словом в карман не полезет. Такой уж. Хотя я говорил, что почти не общался с ним. Да и зануда он, как мне кажется... А помимо этого, какие успехи? Нашел друзей или все-таки решил ограничиться одними врагами?
-- Ну, знаешь, -- замялся я, стараясь увильнуть от темы, -- все нормально. Общаюсь со всеми.
-- А с Кейлин? -- внезапно спросил Гаррет, и его голос, как мне показалось, повысился на тон, а лицо отчего-то порозовело.
-- Кейлин... -- сквозь сжатые зубы попытался припомнить я. На ум приходила только одна девушка с таким именем, полноватая и вечно смеющаяся одноклассница с густыми прямыми волосами и большим ртом. -- Она немного... в теле?
-- Да, -- рассеянно закивал Манн. -- Она. С ней ты общаешься?..
-- С ней... -- протянул я, не зная, как соврать ловчее. -- Практически нет. А что?..
-- Нет, ничего, -- лицо соседа по комнате с розового сменило свой цвет на практически бордовый. Тут же он засуетился и начал ладонью разглаживать складки на пиджаке. Я равнодушно пожал плечами, не совсем поняв суть его вопроса, и схватил со своей тумбочки очередную книгу.
***
-- Давайте, поторапливайтесь, кухня не терпит таких копуш, как вы, -- повысила голос дородная повариха в презабавном мятом чепце. С раздражением я всадил в размякшую мякоть деревянную шпажку и облизал липкие пальцы. Лили мягко рассмеялась, заметив, какими шершавыми и неприглядными получались мои яблоки, совсем не как у нее. Блейн говорила, что делать эту сладость её научила мать и ежегодно в их доме в ночь Гая Фокса² подавали до трех десятков кислых плодов, покрытых густой приторной карамелью. Мои же успехи оставляли желать лучшего -- я не был терпелив, и любой вид кулинарии давался мне с трудом. В моей семье никогда не было традиций. Разве что на мой день рождения родители покупали наш любимый торт и засовывали в него один и тот же набор свечей, каждый год прибавляя по одной. Со временем они стали такими маленькими, что к моему шестнадцатому празднику мы вовсе не смогли зажечь половину. В тот день первый раз в своей жизни я задумался: "Почему родители так и не купили новые свечи?" И ответ на этот вопрос пришел ко мне только сейчас: "Они просто забывали об этом, как забывали в пылу ссоры, что их единственный сын страдает за двоих".
-- Все в порядке? -- спросила девушка, заметив мой нерадостный вид.
-- Да, -- рассеянно отозвался я и проткнул очередное яблоко. Лили удивляла меня своей наблюдательностью -- порою ей не нужно было слов, чтобы понять кого-то: она умела читать людей по излому бровей, губам и глазам, как любой умел читать книгу по буквам.
Кухня представляла собой достаточно просторное помещение, наполовину, как мне казалось, сделанное из железа. Металлическим было все, начиная от дверей и заканчивая столовыми приборами, беспорядочно разбросанными по ящикам. Стены были обиты белоснежной плиткой, что создавало приятное ощущение стерильности, а украшали их фаянсовые тарелочки с изображением сцен деревенской романтики. Единственное, что точно не было железным, -- это три поварихи и одна судомойка, чья работа заключалась лишь в том, чтобы сливать остатки в огромное ведро, складывать грязную посуду в машинку и приговаривать, что здешние дети настолько избалованные, что не едят даже стейки.
Внезапно тяжелая дверь кухни отворилась, и из-за нее показались носы близнецов. Это сразу заставило меня напрячься, да так, что пальцами я переломил шпажку, глубоко посадив под кожу занозу. Едва я успел поднять взгляд, как тут же о лоб ударилось что-то твердое, а затем, приложив ладонь к лицу, я ощутил, как по нему растекается сырое яйцо.
-- А ну пошли отсюда вон! -- утробно заголосила повариха и, схватившись за кухонную тряпку, рванула за нарушителями в слепой надежде догнать их.
-- Пойду помоюсь, -- отстраненно заявил я, опустив голову. Тут же пришлось утереться бумажным полотенцем и через вход для персонала отправиться в общежитие. Лили проводила меня уставшим и сочувствующим взглядом. Я знал, она винила в моих невзгодах себя. Но самому мне было понятно, что виновником всего был только я и мое бескрайнее чувство справедливости, подаренное рыцарскими романами.
Уныло я брел по лестнице, собирая на себе взгляды проходивших мимо учеников. Многие из них были слишком заняты подготовкой к балу, чтобы заметить меня, перепачканного в яичном желтке: девушки несли бумажные фонарики и мишуру, юноши тащили фанеру и столярные инструменты, и только те, кто был беспечен, дарили мне ехидные улыбки. Мне повезло -- в выходные дни, а тем более днем, ванные комнаты были абсолютно свободными. Я отворил железный шкафчик, достал чистое белье и свое уютное махровое полотенце. Но едва я захлопнул дверцу, в соседней душевой зашумела вода. Мой взгляд тут же обратился к стойке, и на ней я заметил привычную для всех школьную форму. Как мне казалось, оставлять ее так, без присмотра, было странно, и это характеризовало ее хозяина как человека, не совсем думающего о последствиях. Я тут же разделся, сложил свои вещи в шкафчик и по холодной, застоявшейся на полу воде прошествовал к одной из душевых. Всего кабинок было восемь, но зачастую по утрам не хватало даже их, чтобы все успели к завтраку -- приходилось коротать время на деревянных скамейках в ожидании своей очереди.