Я вновь смутился. Тему моего творчества мы с того дня не поднимали, поэтому собеседник не знал о том, что я ничего не пишу. Тогда бы он точно засмеял меня, ведь писатель, который ничего не сочиняет, -- это полнейший бред. Не зная, как выкрутиться, я с осторожностью присел на край кровати своего соседа и опустил руки на колени.
-- Что-то не пишется.
Юноша ухмыльнулся и приклонился к самому моему уху, отчего по телу пробежал озноб:
-- Когда напишешь, то дай прочесть мне.
Его голос был серьезным, без какого-то кокетства и ехидства, твердый и приглушенный. Прямо как его обладатель. Въедливый запах сигарет от одежды Арлена больше не казался мне недостатком, да и вообще я начал замечать, что все минусы Дарси не что иное, как его плюсы. Грубость казалась мне проявлением силы, спесь -- гордостью, холодность -- аристократизмом, пренебрежительное отношение к окружающим -- разборчивостью, а курение -- изюминкой.
-- Кстати, -- решил развить разговор я. -- Ты подружился с Лили?
-- Если тебе хочется так думать, то думай именно так.
-- А если честно? -- не унимался я.
-- А разве я вру тебе? -- удивился Арлен. Мои глаза давно привыкли к полутьме, и я начал различать эмоции на его лице.
-- Если честно, то не знаю. Сегодня на завтраке ты сидел вместе с ней...
-- А ты был на завтраке? -- вновь удивился собеседник, и я замахал руками:
-- Я не ходил, но мне сказали!
-- А я видел тебя, -- невозмутимо возразил Дарси, отчего я покраснел, словно цветок мака.
-- Правда?
Юноша тут же беззлобно, приглушенно рассмеялся, и я вновь почувствовал легкое тепло, исходящее от него. Подобное было непривычно, он не смеялся даже, когда проводил время с Вацлавом, а тут...
-- Вообще-то я не видел тебя. Просто поймал на словах.
-- Да как ты... -- застыженно возмутился я, обратившись гневным взглядом к соседу, но внезапно произошло невообразимое. Сильные и требовательные руки сгребли меня в охапку, дыхание обожгло кожу, и мятный аромат защекотал нос. Секунда -- на губах осели другие губы. В этот раз виновником нашего поцелуя не был алкоголь, и этим действием, я знал, Арлен спрашивал меня о том, что я для себя решил. Отвечу ему -- моя жизнь не станет прежней, остановлю -- и все вернется на свои места. Но кто сказал, что если жизнь изменится, то обязательно в худшую сторону? И я прикрыл глаза, послушно разомкнув подрагивающие от волнения губы. Дарси тут же поспешил углубить поцелуй, языком скользнув по моему небу, зубам, а затем отыскав и мой язык. Я в неловкости попытался отстраниться -- не от отвращения, а скорее от того, что стыдился своей неопытности. Но юноша был проницателен, как никто другой. Тут же он разорвал поцелуй и прижал мое тело к своему с такой силой, что казалось, сейчас разломится добрая половина костей. Я размяк и крепко зажмурил глаза, боясь поверить, что сейчас -- это сейчас.
-- Не бойся меня. А тем более себя, -- бархатно произнес Арлен, после чего губами обхватил мочку моего уха. Я не стал открывать глаза, а моим ответом был сдавленный выдох -- юноша скользнул языком по хрящику, а затем прикусил зубами кожу. И было это настолько фантастическое ощущение, что я чувствовал себя шампанским, со дна которого поднимаются пузырьки. Он посасывал мочку моего уха, будоражил дыханием, вдыхал запах кожи. Длинные пальцы поднимались по моим предплечьям к шее, а затем к щекам: гладили, исследовали меня. Казалось, что весь этот невиданный серпантин эмоций оживляет меня, вдохновляет, заставляет желать выучить еще несколько языков, увидеть сотни стран, узнать тысячи людей и, конечно, написать книгу. Вот уж о чем, а о нравственности в тот момент я даже не задумывался. Мне было настолько хорошо, что я боялся умереть от наслаждения. На лбу даже выступила испарина, и, чтобы не казаться бездейственным, ладонью я скользнул в волосы Арлена, чем вызвал у того еще больший приступ страсти. Губами он прикасался к моим щекам, затем к вискам и даже к глазам. Я морщился и мягко улыбался, поражаясь, насколько нежным может быть этот черствый парень. Но нежность его переплеталась с какой-то легкой грубостью, которая больше напоминала нетерпение. Через несколько секунд Дарси вновь припал к моим губам, обхватив лицо ладонями, а я ответил на поцелуй, но уже с большей смелостью.
Все было как в книгах.
Спустя минуту, задыхаясь от долгого поцелуя, я поднялся с кровати и, пошатываясь, отошел к двери. За стеной уже ходил комендант, отвратительным голосом напоминая о скором отбое. Я отдышался и включил свет -- вновь школа "Хартвуд", Арлен Дарси и Нил Джонатан Уэбб, обыкновенные ученики. Из темноты, пустоты, в которой нас благословляла сама смелость, мы вновь шагнули в привычную жизнь. Я пригладил взъерошенные волосы и, щурясь от яркого света, попытался взглянуть на своего соседа. В тот момент я испытывал странное чувство -- будто совершил нечто против совести, убийство или кражу, что перечит моральным принципам. Сознание напоминало мне об этом каждую секунду, и душу будто черпали из меня огромным половником. Признаться, я никогда не испытывал влечение к противоположному полу, даже считал это неприемлемым. Впрочем, не испытывал и сейчас -- любой абстрактный мужчина был мне физически неприятен. К Арлену, на удивление, я относился по-другому: он был вне всяких правил и, в первую очередь, нравился мне как человек. Хотя не сказать, что его поцелуи были мне отвратительны...
Вконец запутавшись, я вновь решил подумать обо всем завтра и начал разбирать кровать. Дарси принялся делать то же самое, но, вспомнив о вечернем душе, покинул комнату, оставив меня одного. Вот тогда и начались все круги ада по очереди -- лицом в смятении чувств я зарывался в подушку, выламывал пальцы, кусал губы и накрывал руками лицо. Никогда столь странно я не ощущал себя -- лицо не переставало пылать, сердце билось часто и будто поднималось к горлу, хотелось улыбаться, но вместе с этим злиться и ворочаться, безумно ворочаться. Арлен вернулся минут через пятнадцать, в тот момент, когда я, уткнувшись лицом в кровать, что-то невнятно мычал, пытаясь избавиться от всего этого потока эмоций. Я не сразу услышал, как хлопнула дверь, зато придирчивый голос Дарси распознал моментально.
-- Ты тронулся? -- без особых эмоций поинтересовался он, а я повернулся, глазами наблюдая за собеседником.
-- Нет. Я нормальный, честно.
-- Ты уже спать?
-- Ну, да, -- напряженно произнес я. А затем, надумав лишнего, с возмущением произнес: -- А ты думал, что я соглашусь на что-то большее?
-- Нет, -- со скептицизмом Арлен взглянул в мою сторону и стянул с себя футболку. -- Просто если бы ты сказал мне, то я бы выключил свет уходя.
Глазами я скользнул по обнаженному торсу старшеклассника и накрыл глаза ладонью, тут же отвернувшись к стене. Так бывает: сперва не испытываешь к человеку никаких чувств, и разговаривать с ним, дружить проще простого. Но стоит ощутить влечение, как даже взгляд становится настоящей пыткой. Сосед погасил свет, и мы вновь утонули в темноте. Но тут меня поцеловала смелость, и я поинтересовался:
-- Как ты думаешь, все это нормально?..
Дарси помолчал несколько секунд, видимо, думал, как лучше ответить, а затем высказал свое мнение:
-- По-моему, это твоя жизнь, и только тебе решать, что в ней нормально, а что нет.
-- А ты как считаешь? -- не отставал я, но сосед оставил мой вопрос без ответа, как делал это очень часто. Тогда я понял, что сегодня больше ничего не буду у него спрашивать. Юноша поднялся с кровати, проверил, заперта ли дверь, и отправился к окну, прихватив пачку сигарет. Я же решил поскорее уснуть, ведь завтра передо мной стояла сложная задача -- признаться самому себе в раскрывающейся, словно цветок, влюбленности.
***
Не успел я прийти в класс, как на меня тут же вылили ведро насмешек. Колин, глава собравшейся возле меня компании, сегодня был явно не в настроении. Он хмурил брови, кривил губы и всячески пытался подколоть не только меня, но и окружающих, чем вызывал всеобщий страх быть осмеянным. Мне, если честно, давно было все равно. Я не видел смысла вдумываться в слова людей, которые давали пощечину сами себе, унижая слабых. Согласитесь, если бы я действительно был слаб, глуп, безволен и жалок, то вряд ли такое большое количество людей испытывало бы ко мне интерес. Вот и сейчас мое воображение рисовало меня в кресле сильного политика, вокруг которого столпились стервятники-оппозиционеры. Я был консерватор, а они -- либералы. Или наоборот. Единственный человек, которого мне было жалко -- это Лили, хотя в последнее время нападки в ее сторону прекратились. Я был интереснее.