-- Почему?.. -- в полусознании поинтересовался я, ожидая от него всего трех слов. Но Дарси промолчал, усилием перевернув меня на живот. Носом я уткнулся в покрывало. Наверное, это самое безумное, что происходило со мной за всю жизнь.
Внезапно я ощутил что-то влажное меж ягодиц и, приподнявшись на локтях, было решил возразить. Но это что-то (головка члена, как я тут же и понял) резко скользнуло внутрь меня, разорвав на части. Нет, я был жив, хоть и больше чем наполовину не осознавал, где я и что происходит. От боли мои ноги свело, и я почувствовал жуткий спазм. Будто все мои кости сломались разом. И Дарси не спешил: вторгался в меня размеренно, но целеустремленно. Его фаллос, я уверен, точно был шириной с мое запястье. От боли закружилась голова, и я, сам того не понимая, произнес, пытаясь отстраниться:
-- Пожалуйста, давай остановимся.
-- Тише, Нил... -- от этого легкого и нежного шепота у меня дрогнуло сердце, а боль на несколько секунд отступила. -- Первый раз всегда больно. Ты же знаешь, не маленький. Но потом будет приятно. Я тебе обещаю.
Я сглотнул загустевшую слюну и кивнул самому себе. Этот голос, эти слова были достойны того, чтобы терпеть. И Арлен оказался прав -- через минуту и впрямь стало немного легче. Мышца немного расширилась, привыкнув к размеру, и я почувствовал щекочущее удовольствие. Толчок за толчком оно нарастало, и теперь я постанывал скорее от удовольствия, чем от режущей боли. Не сказать, что я был на седьмом небе, но что-то приятное заставляло меня принимать случившееся и смиряться. Темп ускорился. Дарси пронзал меня, как казалось, до желудка, и даже пришлось попросить его делать это потише.
-- Прости, -- вновь этот шепот, за который я был готов продать душу. -- Я так долго ждал этого.
Апогея мы достигли быстро. Дарси хрипло простонал, а затем я ощутил его огненное семя в себе и на спине. Без сил мы оба рухнули на кровать, пытаясь прийти в себя. Мощные руки притянули меня к себе, и, приклонившись к моему уху, юноша произнес: "Я счастлив, как никогда". Я умиротворенно слепил веки и лицом повернулся к своему любовнику.
-- У меня никогда не было никого до этого, -- скромно признался я. -- Ни девушки, ни парня.
-- Думаешь, незаметно? -- не без иронии попытался задеть меня Арлен. Я нахмурился, но тут же ощутил, что старшеклассник целует меня. Его губы остыли, но вместе с тем этот поцелуй был легким и нежным. Через минуту Арлен поднялся с кровати и, захватив одежду, отправился в душ. Я остался в полной темноте взглядом пилить потолок. Моя душа вернулась в тело, и сознание отчитывало ее. "Что ты наделал?" -- интересовался я у самого себя. В тот момент мое наслаждение заместили глубокие, как бездна, чувства вины и стыда. Колени все еще сводило, я почти не мог пошевелиться. Обнаженный и потерянный, я лежал во мраке и слушал, как льется вода в ванной комнате. Но длилось это недолго. Через несколько минут Дарси вышел одетый и, включив свет, удивленно взглянул на меня. Завернувшись в покрывало, я сидел на середине кровати и, захлебываясь от нескончаемых слез, зубами впивался в ладонь.
-- Прости... -- сокрушенно произнес юноша, приблизившись. Лбом он припал к моему лбу, и так, молча, мы замерли на несколько мгновений. Затем я постарался деликатно отстраниться и утереть слезы. Мир встал с ног на голову. Я смотрел на Арлена, на его влажные волосы, на свежую кожу и горящие глаза, и понимал, что влюбляюсь еще больше. Сожаление сделало шаг назад, и, нервно выдохнув, я ответил:
-- Все в порядке. Просто мне нужно время, чтобы осознать.
Дарси кивнул и, усевшись в кресло, закурил. Я и не думал сдвигаться с места, несмотря на то, что ванная освободилась. Комната наполнилась табачным смогом, и мне показалось, что меня за совершенный грех сжигают в аду. Я думал о вечном: о том, что поступил неверно с точки зрения нравственности и морали. Но разве неверно я поступил с точки зрения любви? Разве это плохо, что человек полюбил человека?..
Тем временем юноша затушил сигарету о край пепельницы и принялся примерять новые ботинки. Но едва его ноги скользнули в блестящие коричневые оксфорды, как он с разочарованием произнес:
-- Малы.
Глава 19
Пожаром в моей душе догорели оставшиеся дни каникул. И то костер этот был в объятиях Арлена, то я сам сжигал себя, метаясь между любовью и нравственностью. Все чаще ночи оборачивались чередой бессонниц, и, вглядываясь в лицо спящего Дарси, я спрашивал у подсознания, насколько же сильно смог я полюбить, чтобы позволить себе отдаться парню. Хотя у меня не было возможности сравнить -- я никогда не имел ничего с девушками, не целовался и даже не держал никого за руку. Может быть, все верно, так и должно быть?..
В последний день перед началом учебы школа вновь ожила -- после каникул вернулись ученики. С некой тоскою из окна я наблюдал за тем, как те прощаются со своими родителями, волокут тяжелые саквояжи через турникет и глядят за спину в надежде получить последнюю улыбку. Все это напоминало мне конец августа: ржавеющие листья, заезд и шум детских голосов. Мрачно я растекся по подоконнику и обернулся. Пусто. Арлен давно куда-то ушел с Вацлавом. И судя по тому, что взял с собой куртку, на перекур. Иногда я задумывался, что было бы, если бы Гаррет не сломал ногу? Если бы тогда Арлен не толкнул меня на лестнице? Если бы я не заступился за Лили? Если бы я не перевелся в Хартвуд? И если бы мои родители не развелись?.. Все это рождало во мне целую кучу догадок, но в одном я был полностью уверен -- тогда бы я уже был не я. Январский день, такой колючий, до мурашек сказочный и лиричный, заставлял меня думать в два раза больше обычного. Но мысли в том ключе, в котором они лились, меня не устраивали, поэтому я решительно отправился на поиски кого-нибудь, кто отвлечет меня.
Я знал, что Лили еще не приехала. Так сказала ее соседка сегодня за завтраком. Зато я видел Леону и Колина, прощавшихся с отцом. И сообщение от девушки не заставило себя долго ждать. "Давай в три. Около третьей лавочки за лестницей" -- гласило послание в моем телефоне, не терпящее отказов или изменений. Но мне все равно было нечем заняться, поэтому, заперев свою меланхолию ненадолго под замком, я брел по коридору, разглядывая картины учеников "Хартвуда". Они остались здесь еще со времени Осеннего бала, когда все мы, от первого класса средней школы и до выпускных, должны были нарисовать что-то на осеннюю тематику. "Леона неплохо рисует, -- отметил я ее пейзаж. -- Эмили тоже. Вот картина Лили. Не ожидал от нее подобного -- река как настоящая. Вот мой шедевр. Если бы я рисовал чаще, то у меня получалось бы не хуже, чем у Блейн. Странный сюрреализм от Вацлава, а это...". Взгляд мой затормозил на странной картине, и я прыснул со смеху, заметив знакомую фамилию под нелепой попыткой что-то нарисовать. И почему я не разглядывал картины до этого?.. На белом холсте расположилось существо, отдаленно напоминавшее лошадь -- только с кривыми ногами и глазами, которые выползли от испуга почти к ушам. Линии были кривыми, краски -- яркими, детскими. Нет, клянусь, я не знал, что Арлен так ужасно рисует...
Спустившись на первый этаж, я сразу увидел Леону и, дружественно помахав ей рукой, улыбнулся. В ответ я получил короткий кивок. Как всегда грустна, сдержанна и лаконична. Зато выглядела девушка отдохнувшей, и прическу она с высокого хвоста сменила на легкие локоны.
-- Ну, что, как каникулы? -- с хода начал я, приземлившись рядом с одноклассницей.
-- В Эдинбурге мне было скучно, -- вздохнула Лео, подперев щеку костяшками пальцев. -- У меня там никогда не было друзей. Только в раннем детстве. А с семьей не особенно повеселишься.
-- Я всегда считал тебя серьезной, -- добродушно улыбнулся я, заглядывая в серо-голубые глаза. -- А ты про веселье тут...
-- Я обычная, -- как-то неловко насупилась блондинка и отвернулась от моего открытого взгляда. Я прикрыл рот ладонью, чтобы не выдать своей улыбки. Не хотелось этого признавать, но с Леоной было приятнее проводить время, чем с Лили. В моих глазах Паттерсон была слишком хороша: красивая, умная, гордая. Тому, кого она полюбит, можно лишь позавидовать. Единственное, что угнетало меня при взгляде на девушку -- ее грусть и болезненное спокойствие. Будто она жила в стеклянном кубе, что стоит протянуть руку, как ладонь ударяется о прозрачную гладь. До Леоны нельзя дотронуться. И тут я вспомнил -- ведь она так и не рассказала о том, чего я так сильно хотел знать. То ли забыла, то ли намеренно скрыла историю, связанную с Дарси. Первое время я считал спросить об этом напрямую делом очень смущающим, но сейчас осмелел, потому что любопытство переливалось через край -- можно было и захлебнуться им. Собрав свою решительность и для смелости глотнув выдохшейся газировки, я пошел в наступление: