-- Тебя возьмут, -- перебил я. -- Точно возьмут.
-- Не слышала, чтобы они принимали в штат студентов, -- Лео нахмурилась. Но я знал, что она талантлива. Об этом говорили на всех литературных кафедрах в Ковентри, и на все конкурсы рецензий посылали именно ее. И не зря, между прочим. Именно с ее подачи редактор узнал о моей работе.
-- Вести обзорную колонку -- это, конечно, не высший пилотаж, но если они и правда собрались пригласить меня на эту работу, то вечером я куплю вина и мы отметим. Во сколько ты вернешься?
-- Не знаю, -- мой черед смотреть на часы. -- У меня нет особенных дел, кроме занятий. Загляну в библиотеку, пожалуй. Тебе что-нибудь нужно?
Лео покачала головой и отодвинула от себя чистую тарелку.
-- Мне надо собираться... -- было начала она, и тут же меня будто током передернуло.
-- Подожди, -- заявил я, ухватив ее за запястье. -- Я хотел поговорить.
-- О чем? -- в голосе девушки я ощутил нотку удивления.
-- Ну, -- сперва я замялся, а затем воскресил в своей голове те фразы, что я придумал накануне, засыпая после потрясающего секса. С некоторого времени я считал абсурдным откладывать важные беседы в долгий ящик: в повседневной суете мы утопали обычно без шансов вспомнить даже утро того же дня. -- В общем, мы с тобой уже четыре года встречаемся...
Леона вдумчиво кивнула, но заметно напряглась. Лезвия ее скул нервно дернулись.
-- Ну, уже год живем вместе. Оба совершеннолетние, скоро выпустимся из университета. Нора любит тебя, и, по-моему, твоя семья тоже хорошо относится ко мне.
-- Почти, -- иронично улыбнулась девушка, и я понял, что та говорит о своем брате.
Я поймал ее смеющийся взгляд и продолжил:
-- Мне кажется, что тебе ничего не мешает перестать быть Паттерсон. И взять мою фамилию. Ты будешь Леоной Уэбб?
Возлюбленная широко захлопала глазами от удивления, а затем случилось то, чего я совсем не ожидал: с краешка ее глаза влажной дорожкой потянулась слеза. Я тут же растерялся: она никогда не плакала при мне, и сперва я даже не понял, отчего она расстроилась. Но оказалось, что это вовсе не печаль: Лео тут же утерла слезу и, будто задыхаясь, мягко рассмеялась, подняв глаза к моему лицу. Светилась. И словно спрашивала: "Ты не лжешь? Правда ли это?".
-- Сумбурно получилось, -- смутившись, я обхватил ладони Паттерсон своими и кивнул. -- Но ты будешь моей женой?
-- Конечно, -- не медля, с преданностью отозвалась она и поджала губы, борясь с желанием вновь заплакать от нахлынувших чувств. А я поднес ее теплые ладони к губам и на каждой оставил по поцелую. Так должно быть. Лео любит меня. Я люблю ее.
Через несколько минут окрыленная, счастливая, легкая, как фея, девушка вспорхнула и начала собираться в редакцию. Я же принял душ, выпил еще одну чашку американо и, чувствуя, как счастье греет меня изнутри, сел проверить электронную почту. Только толком этого сделать мне не дала невеста:
-- Кстати, "Лестница в никуда" на пятнадцатом месте в списке продаж на этой неделе. Я уже успела посмотреть с утра. Еще немного -- и обгонишь именитых писателей. Что там говорилось в журналах: "Потрясающий дебют? Волнующая душу психологическая проза? Новый формат неоготики?"
-- Ну, хватит, -- разулыбался я, вспоминая, как был счастлив получить подобные рецензии в именитых изданиях. Кто-то даже не верил, что автором является обыкновенный студент двадцати одного года. А уж как удивился мой издатель, когда я пришел по его приглашению, что это еще и дебют, не передать словами. Я достиг своей мечты -- написал книгу, издал ее и уже практически с уверенностью мог назвать себя писателем. Я знал, какое будущее меня ждет: творчество, покладистая жена, влюбленная в меня, как школьница, когда-нибудь, надеюсь, ребенок. Я даже не верил своей удаче.
-- И еще, -- запустив ножки в туфли на высоком каблуке, меня вновь окликнула Лео, -- тут в ящике почта была. Я все достала. Из издательства, видимо, копии документов, какие-то счета и еще письмо. Оно без адресата, но сам посмотришь. Я убегаю.
-- Давай, -- ответил Леоне я и, притянув девушку к себе за запястье, слился с ней губами на несколько секунд. Затем она обняла меня и, прежде чем уйти, заметила: -- Обед разогреешь себе. Не забудь.
Дверь хлопнула, и я, сладко потянувшись, взглянул на часы. Времени было достаточно, чтобы вскрыть все конверты и поглядеть на содержимое. Корреспонденцию я стал получать довольно часто, поэтому такой ритуал стал для меня привычкой. Я вооружился ножом для бумаги и, распечатав несколько писем, действительно обнаружил копии договоров, счета за услуги и прочие скучные вещи. Последним в мои руки попал белоснежный прямоугольник без указания отправителя. Только мой адрес и имя "Нилу Джонатану Уэббу". Честно сказать, я и понятия не имел, что там вообще может быть, поэтому вскрывал послание с довольно скептической ухмылкой. Но едва содержимое выскользнуло, я переменился в лице: мои пальцы сжимали глянцевую открытку, а с нее на меня смотрело мечтательное лицо Элизабет Беннет в паре с мистером Дарси. Это была сцена бала, и я помнил эту вещь: откуда она, чья она и что когда-то значила. Меня будто током прошибло -- я дернулся, как на электрическом стуле, а затем нервно перевернул карточку, шепотом зачитав содержимое на обратной ее стороне:
"В году пятьдесят две недели. В неделе семь дней. В одном дне двадцать четыре часа, в часе -- шестьдесят минут. И не было такой минуты, чтобы я не думал о тебе. Так сколько раз я вспоминал тебя за четыре года, Нил? Хотя не считай: все равно у тебя не получится. Когда-то я говорил тебе, что не нужно бояться самого себя. Но не имел права этого делать. Потому что себя я тоже боялся. Мне с трудом удалось узнать твой адрес, но я приехал специально для того, чтобы найти, чтобы увидеть, поговорить. Ты можешь не реагировать на это письмо. Особенно не нужно, если это будет лишь из вежливости или жалости. Я-то уверен, что у тебя все хорошо. Так или иначе, я все равно буду ждать тебя в субботу в пабе на Портленд-стрит в Хартпуле. Угловой. Семь вечера. Арлен Дарси".
Я выронил открытку из дрожащих рук и обхватил горло, чтобы избавиться от сдавливающих его спазмов. Арлен. Арлен Дарси. Моя вечная боль, моя любовь, сад, "Хартвуд", янтарь глаз, мятный аромат, угольный блеск волос, тепло рук, истома, давящая в паху. Я попал в водоворот собственных чувств и воспоминаний, которые кружили мою голову и заставляли задыхаться. На полном автопилоте я достал из кармана пачку сигарет и, едва не выронив зажигалку, жадно закурил. Мой взгляд был прикован к одной точке, а сердце рвалось наружу, ломая клеть ребер. Мы не виделись четыре года, и едва мне удалось смириться, едва Леона смогла залатать мое разорванное сердце, едва я заставил себя позабыть "Хартвуд", я вновь попал в ту же самую мышеловку. Тогда я пытался найти Арлена, что-то разузнать о нем, но он сменил номер телефона, заблокировал страницу в социальной сети, не звонил и не писал сам. Я знал, как его отец относится к роду отношений, которые связывали нас, и боялся, что тот и вовсе мог убить его. Но через год острая боль стала тупой, и Паттерсон, которая все это время была рядом, помогла мне прийти в себя. Я никогда не спрашивал ее, знает ли она, какие отношения связывали нас с Арленом. Возможно, и знала. Но молчала, потому что моя любовь к ее заботе была слишком дорога для нее. А теперь я стоял перед самым поганым выбором из всех, что мне когда-либо приходилось делать. Пальцами я сдавил глаза, стараясь унять слезы, а над моей грудью пылал огонь.
И все-таки, докурив, я сел за компьютер. "Бронирование билетов, Хартпул", -- мои дрожащие пальцы забегали по клавиатуре. Когда бы он ни позвал меня, куда бы ни пришлось -- мое сердце всегда будет следовать за Арленом. Я знал, что поеду за ним. Даже вопреки разуму.
Потому что так велело мне сердце. Потому что только рядом друг с другом наши цветы раскрывались.
КОНЕЦ