Выполняя его указания, я осторожно спустилась со скал в воду и через несколько секунд отплыла от них подальше. Пол догнал меня, и бок о бок мы поплыли вперед, в залив.
Вода около скал была настолько теплой, что, когда мы отплыли немного подальше, показалась просто прохладной. После раскаленного полудня это казалось настоящим благословением, особенно после изнурительного подъема на утес и не менее изнурительного спуска. Мне показалось, что я никогда не захочу вылезти из воды.
Но в конце концов мы устали от плавания и лежания на воде и решили вернуться на берег, где оставили полотенца.
— Это было великолепно, — сказала я, вытряхивая шпильки из влажных волос. Сегодня я плавала без купальной шапочки.
— Великолепно, — подтвердил Пол, но глаза его смотрели на меня, на прозрачные струи, которые сбегали с моих плеч. — Ты выглядишь прямо как русалка.
— Да что ты. — Я внезапно застеснялась, заметив его настойчивый потемневший взгляд и сознавая, что мы были на острове совершенно одни.
К моему облегчению, он сказал как что-то само собой разумеющееся:
— Ты, должно быть, очень голодна после всего этого!
— Нет, не очень.
— Ну а я очень проголодался. — Он протянул мне руку. — Пойдем поищем нашу еду!
К тому времени, как мы поднялись в ложбинку, солнечный жар высушил мой купальник. Я надела поверх него хлопчатобумажную рубашку, потому что, как Пол и говорил, там было тенисто и приятно прохладно.
Сама ложбинка представляла собой очаровательный клочок земли примерно десяти футов в ширину и в три или два раза больше в длину. Фактически она тянулась вокруг всего утеса и спускалась вниз к неровной поверхности подножия, покрытого сухой травой с колючими кисточками и синим чертополохом. Солнце там было беспощадным, раскаленный диск на горячем белом небе, и тени не было совсем. Так что мы остались под навесом утеса.
Кто бы ни упаковывал корзину для пикника, он явно готовил ее в расчете на аппетит Гаргантюа. Там был арбуз, уже разрезанный и истекающий соком, затем нечто вроде прессованного рыбного паштета, который, как сказал Пол, был сделан из молок и который мы ели со свежим хлебом. Еще у нас был салат из зеленого перца с яйцами и, в довершение всего, легкие, воздушные пончики и огромные груши. Мы пили «Рецину», и я в первый раз поняла, каким освежающим может быть вино.
— А теперь время сиесты, — сказал Пол. Он сложил свой хлопчатобумажный свитер и подложил под мою голову. — Так удобно?
Я была такой усталой, такой насыщенной плаванием и едой, что все, что я могла, это зевнуть и сказать:
— Умм, а ты как же?
— Мне хорошо и так. — Он улегся на спину, подложив руки под голову. — Когда ты проснешься, яхта, возможно, будет возвращаться к нам.
— О, я надеюсь.
Я спала долго, проснувшись только один раз, чтобы увидеть за тенью скалы голубой и серебряный мир, мерцающий в послеполуденной жаре. Тишина ничем не нарушалась, вокруг царили мир и безмятежность, которые успокаивали, как бальзам, стирали всякие мысли и волнения так, что человек чувствовал себя легким и опустошенным. Я взглянула на Пола, который спал рядом. Его темный профиль казался высеченным четко, как у статуи, густые черные ресницы отбрасывали тень на высокие скулы. На мгновение я совсем было прониклась этими мимолетными впечатлениями, а затем мои веки отяжелели, закрылись, и я снова заснула.
Когда я проснулась во второй раз, Пол стоял у утеса, глядя на море.
Я села, сразу насторожившись:
— Яхта там? Ты видишь ее?
Он повернулся, качая головой:
— Никаких признаков.
Вскочив на ноги, я посмотрела на свои часы:
— Но сейчас уже пять часов! Они должны скоро прибыть, чтобы забрать нас!
— Не стоит паниковать. Еще очень много времени. День еще далеко не кончается!
— А вдруг они не вернутся? Вдруг нам придется провести здесь всю ночь?
Он насмешливо улыбнулся:
— Допустим.
— О, пожалуйста, не шути так! — Мой взгляд блуждал по бескрайней поверхности моря. Я подняла руку: — Вон там не «Океанис»?
Он покачал головой:
— Нет, это другой пароход. — Он поймал мои руки и ласково притянул меня к себе. — Ты все еще беспокоишься о Никосе? Или ты волнуешься из-за нас?
Я почувствовала, как начало колотиться мое сердце. Голос мой прозвучал неуверенно, когда я повторила его последние слова.
— Из-за нас?
Лицо его было очень близко. Взгляд, глубокий и горящий, поймал и удерживал мой, так что я не могла отвести глаз, даже если бы хотела.
А я и не хотела. Что-то во мне поднялось и потянулось к Полу.
И все же я сопротивлялась, неуверенно возражая:
— Я не хочу… это будет нечестно… только потому, что мы в таком положении…
Черная бровь вопросительно поднялась.
— Нечестно? В любви, как на войне, честно все. Ты, конечно, знаешь это? И не воображай, что у меня возникнут какие-либо колебания относительно галантности. Мы, люди языческого мира, предпочитаем роль Париса роли сэра Ланселота, предпочитаем быть любовниками, а не безупречными рыцарями.
Я отодвинулась от него:
— Ты хочешь сказать, что ты не поколебался бы…
— Не поколебался бы? — Он долго смотрел на меня, затем резко отпустил и сказал: — Лучше вернемся на причал. Здесь дует холодный ветер.
Я была поражена такой переменой. Я уже была готова сопротивляться, а это оказалось не нужным. Не отвечая, я повернулась к ложбине и начала собирать свои вещи. Через несколько минут мы уже спускались вниз по тропе.
Поставив корзину с продуктами для пикника в тени стены, Пол сказал:
— Хочешь выпить чего-нибудь?
Я покачала головой, прислонясь к неровному камню:
— Нет, спасибо.
Было тепло, но приятно. Я все еще была в купальном костюме с накинутой поверх него полосатой рубашкой. Сторона горы, обращенная к солнцу, после полудня сделалась золотой и бледно-лиловой, а чистые скалы — абрикосовыми, там, где отвалились крупные обломки, упав в море внизу.
Со странным чувством беспокойства я произнесла:
— Я, кажется, еще поплаваю. Если только… — Я поколебалась, глядя на море, ища признаки возвращающейся яхты.
— Яхты не видно, — сказал Пол. — Она, наверное, вернется вечером.
— Если вернется, — резко заметила я.
Он пожал плечами:
— Она вернется. Но еще через несколько часов.
— Тогда давай поплаваем, — сказала я, ощущая внезапно охвативший меня прилив энергии. — Потом можно будет одеться и ждать.
— Поплывем к гроту?
Я колебалась.
— А это не слишком далеко? Яхта может вернуться.
— Я же сказал, что до ее возвращения пройдет еще несколько часов. А грот не так уж далек, если завернуть за угол.
— Я не хотела бы входить туда. Я ни за что не решусь проплыть под скалой.
Он рассмеялся:
— Хорошо. Я не буду тебя заставлять. Мы доплывем до арки и отдохнем на выступе скалы, а потом вернемся. Это поможет нам провести время.
Я кивнула, соглашаясь:
— Надеюсь, что одолею этот путь.
— Я притащу тебя назад, если ты не сможешь плыть. Ну, пошли! Заметь время.
Пол был прав. Действительно, когда мы обогнули большую часть утеса, который стоял под углом, все оказалось не таким далеким. Вода была прохладной и нежной, как шелк, поэтому усилия, которые мы затрачивали на то, чтобы плыть, нам ничего не стоили.
Мы приблизились к арке и проплыли под ней. Пол плыл впереди и первым достиг второй арки, которая располагалась в скале.
— Поплывем? — спросил Пол, стряхивая воду с мокрых волос.
— Я лучше осталась бы здесь, — с опаской сказала я, подтягиваясь к выступу скалы, который Пол заметил раньше. Выступ был выровнен до гладкости волнами, и бесконечный прилив, казалось, отполировал его до блеска.
— А я поплыву и посмотрю еще раз, — сказал Пол и исчез в отверстии.
Прямые лучи солнца падали на скалу, нагревая ее гладкую поверхность. Казалось, я на каком-то маленьком пляже, принадлежащем частному владельцу. Я легла на спину, подложив под голову руки, и стала смотреть в небо, нежно-голубое, будто выцветшее за день.