— Ты поймешь. Думаю, позже. Ты мне обещаешь это?
Медленно, неохотно, она кивнула:
— Обещаю.
— А я уеду с Меленуса.
Леда сжала свои тонкие руки и встала:
— Спасибо, Стейси.
Она ушла так же тихо и незаметно, как вошла. Я продолжала сидеть на прежнем месте, глядя в пространство. Итак, все решено. Не Василисом, вопреки его планам, не Полом, который просил меня выйти за него замуж. А Ледой — нежной, хрупкой и ненавязчивой.
Я вернусь в Англию и возьму с собой Ники. Если Пол действительно любит, он приедет и найдет меня. Но если то, что мы испытывали друг к другу, было только частью плана Василиса, тогда я должна попытаться забыть его и снова начать одинокую жизнь.
Я уже делала это однажды. После Алексиса.
Меня накрыло такой волной отчаяния, что в горле поднялось сдавленное рыдание. Где я найду силы, смелость, чтобы начать все снова? Я не смогу. Я просто не смогу! Жизнь без Пола, казалось, потянется, как исполнение приговора — серая, блеклая, без надежды.
Я дала слово. Скоро мы вернемся на Меленус, и я должна буду сказать Василису о своем решении. Он рассердится. Он будет пытаться убедить меня остаться или, в крайнем случае, оставить с ним Ники. Я не буду его слушать. Что бы он ни сказал, это ничего не изменит.
Но Пол? Как я скажу Полу?
Я продолжала сидеть, ожидая, что он придет и найдет меня, как обещал, и в то же время боясь этого. Но он не пришел. А потом Ники надоело рисовать, и он захотел выйти на палубу. Мне ничего не оставалось, как отвести его туда, хотя ветер был сильным и море волновалось так, что мы едва могли устоять на ногах.
За обедом Василис сказал, что мы больше не будем заходить ни в какие порты, кроме острова Хиос, где он собирался оставить Гермиону и доктора Сикилианоса. Гермиона жила на этом острове, а доктор Сикилианос собирался навестить свою сестру — мать Гермионы. По радио сообщили, что шторм усиливается.
— Нет никаких причин для тревоги, — заверил нас Василис, — но Эгейское море бывает порой коварным. Это, пожалуй, сама мелководная его часть, но при таком шторме опасные камни могут скрываться среди скал под водой, и разумный рулевой обычно ищет укрытия. Я приказал дать полный ход, чтобы мы могли прибыть на Меленус до того, как ветер достигнет своего апогея. — Он улыбнулся. — Думаю, что будет удобнее для всех оставаться внизу, в своих каютах. В такую погоду это также облегчит работу экипажа. — Он поймал мой взгляд и кивнул, добавив: — Пол помогает на мостике Йоргосу, и поэтому его не было за обедом. Он просил передать всем свои извинения.
К вечеру шторм достиг наибольшей силы, и «Океанис» болтался в бурном море как утлая лодчонка, через иллюминаторы было видно очень мало из-за мелких брызг и тумана, а выйти на палубу было просто немыслимо. Мы начали ощущать качку. Мария ушла в свою каюту; Гермиона держалась на ногах, но довольно заметно позеленела; доктор Сикилианос неподвижно сидел в кресле, казалось полностью сосредоточившись на своей книге. Ники сначала был возбужден приключением, а затем его начало подташнивать, пришлось уложить его в постель, где он изображал смертельно больного, очень жалея себя и не желая выпустить меня из виду ни на секунду.
Пол не пришел и к ужину. Я была скорее довольна, что это освобождает меня от необходимости сообщить ему о своем решении. В моем сердце будто образовалась пустота. Но самое страшное — ничто не может измениться, пока мы не прибудем на Меленус.
Фактически мы опережали шторм, и главный его накал был позади нас. Во время временного затишья, прежде чем непогода разыгралась снова, нам удалось высадить Гермиону и доктора Сикилианоса на Хиосе, к их великому облегчению. Они уже было начали опасаться, что им придется идти с нами на Меленус. Теперь речь шла всего о нескольких часах, и мы окажемся в безопасности на острове.
Я обрадовалась даже больше, чем могла подумать, когда «Океанис» наконец вошел в гавань. Все покачивались после бурного путешествия, а колени мои подгибались, когда я спускалась по качающимся сходням на пристань.
Первым, кого я увидела, был Майк. Он торопился пройти вперед, разговаривая с Василисом, а затем с Марией, которую крепко обнял, прежде чем подойти ко мне.
Он протянул свои большие руки, сжал мои ладони и сказал:
— Ты не можешь себе представить, как я рад, что вижу тебя! Мы все ужасно беспокоились за «Океанис». Вчера ночью по радио передали, что вблизи Андроса дрейфующая яхта налетела на скалы. Поверь, дорогая, я пережил тысячу смертей! Как ты чувствуешь себя? — Он покачал своей бородатой головой. — Ты выглядишь немного уставшей.
Я заставила себя улыбнуться, сделала усилие, чтобы выглядеть веселой и нормальной:
— Я чувствую некоторую слабость. Да и все выглядят не лучше. Бедный Ники был совсем болен.
Он улыбнулся мне:
— А ты?
— Я держалась. Но я не представляла себе, что может быть такая буря, особенно в летнее время. Вообще-то считается, что море бывает бурным зимой.
— Когда дует ветер «мелтеми» — дует долго и настойчиво, — море может быть бурным в любое время. — Он ласково переменил разговор: — Ты думала обо мне? Мне так тебя не хватало!
Я прекрасно знала, что Пол и Йоргос идут за мной, поэтому не могла сразу ответить. Я чувствовала себя виноватой. Как редко я вспоминала о Майке в эти две недели! Казалось, я прожила целую жизнь и почти забыла о нем.
Лицо Майка омрачилось.
— Ладно. Я сам все вижу. Ты так прекрасно проводила время в обществе миллионеров, что обо мне даже и не вспоминала!
— Майк, все было вовсе не так! — начала я.
Он насмешливо улыбнулся и сказал:
— Я шучу, дорогая. Рад, что тебе было хорошо. Теперь я должен отвезти домой тетю Марию, но вернусь к Василису завтра к вечеру. Оставь для меня свободное время вечером, хорошо?
Я кивнула:
— Да, но… Майк…
— Да?
Было так просто сказать ему все сразу. Но я промолчала.
— Нет, ничего.
Он сжал мои пальцы, прежде чем отвернуться:
— Увидимся, дорогая.
Петрос ждал возле «мерседеса». Леда и Василис уже сидели в машине. Пол подошел ко мне, когда я направлялась к автомобилю, и взял меня за локоть:
— Я надеюсь, ты отправила Майка подальше? Ты принадлежишь теперь мне, дорогая.
Я взглянула на него. Он выглядел усталым, подбородок небрит, но сердце мое, казалось, перевернулось под его взглядом: таким теплым и глубоким он был.
— Ты боялась во время этого шторма? — продолжал он. — Нам досталось довольно здорово, но самое худшее позади. — Пол взглянул на затянутое облаками небо. — К тому времени, как буря достигнет Меленуса, мы все будем уже в безопасности — на вилле.
Я не могла ему ответить. В голове билось только одно: что я ему скажу? Как смогу сдержать обещание, данное Леде?
Я не видела Пола до ужина, когда он, приняв ванну, побрившись и явно посвежев, вошел в салон. Василис в этот момент наливал Леде бокал перед ужином. Он налил коктейль и мне, и господину Панаидису. Господин Панаидис расплылся в улыбке при виде нас:
— Мы беспокоились о вашей безопасности. Миссис Буас, Петрос, Ангелос, Дидо, Сирена, Стратос — все по очереди приходили ко мне и спрашивали, есть ли какие-нибудь новости об «Океанисе». Потом сегодня утром приехал господин Хардинг, чтобы сказать, что он установил связь с яхтой через передатчик на аэродроме, и для всех нас это было большим облегчением. — Он поднял свой бокал, уставившись сквозь стекла очков на Леду и на меня. — За ваше благополучное возвращение!
— Спасибо! — Я вскочила: в этот момент резкий порыв ветра ударил по закрытым окнам. Вилла, казалось, закачалась под этим гневным натиском.
Василис повернулся и взглянул на меня:
— Не пугайся. Шторм будет так бушевать два, может, три дня, а затем затихнет так же быстро, как начался. После него все будет как прежде.
Хотелось бы верить, что все будет по-прежнему, но я знала, что это не так. Я знала, что к концу этих нескольких дней, когда ветер «мелтеми» стихнет и мы сможем покинуть убежище, многое изменится.
Я посмотрела вокруг, думая о том, что мы участвуем в некоей игре. Четверо, если считать господина Панаидиса, участников, которые охвачены рядом перекрестных токов и желаний. Шесть действующих лиц, если считать Ники и еще одного, несомненно, самого главного игрока — Василиса.