— Может быть… может быть, ты вообразила это? — сказала я. Мой голос был таким же неуверенным, как голос Леды. По спине пробежал холод, пока я сидела и слушала ее рассказ — настолько неправдоподобно он звучал. Или это мне не хотелось верить?
Она покачала головой:
— Сначала я тоже думала так. У меня были кошмары. Рауль знает. Я не могла спать даже с таблетками, которые он давал мне, и тогда я ему рассказала. Он, как и ты, сказал, что дядя Василис не собирался причинить мне вред. Но тогда я вспомнила, как он смотрел на меня, вспомнила выражение его глаз и поняла, что он меня ненавидит. — Она начала плакать, тихо, молча. Слезы сбегали по ее бледным щекам. — Я знала его всю мою жизнь. Он был моим опекуном, я думала, что он меня любит…
Она была такой жалкой и трогательной в своей слабости и своем горе! Я взяла ее холодную руку в свою, говоря:
— Пожалуйста! О, пожалуйста, Леда, не плачь! Ты снова заболеешь и не сможешь завтра уехать!
Она смахнула слезы и произнесла более спокойно:
— Да, завтра я уеду с Раулем. Он сделал мне предложение — выйти за него. Мы будем жить в Париже. Он сказал, что я полностью поправлюсь после операции, которую мне сделает Этьен. Он надеется, что я смогу иметь ребенка, может быть, с помощью кесарева сечения. Но если я не смогу, ему все равно. Мы возьмем ребенка на воспитание или усыновим.
— Но если ты все еще любишь Пола, означает ли это, что ты поступаешь честно по отношению к Раулю?
— Рауль знает о моих чувствах, потому что он уже делал мне предложение раньше, и не однажды. Но мои мысли были всегда полны Полом. Рауль говорит, что, когда я уеду отсюда, я изменюсь, найду другую любовь. И я думаю, что это может оказаться правдой. Я хочу забыть о Меленусе и обо всем, что здесь произошло. И так, со временем, я забуду о Поле. — Она посмотрела на меня, и глаза ее, встретившие мой взгляд, были странно печальными. — Ты действительно подходишь Полу. Ты будешь ему под стать, а я никогда бы такой не стала.
Я почувствовала, что на глаза набегают слезы.
— Пожалуйста, Леда, будь счастлива! Я не перенесу, если ты будешь печальной!
— Я постараюсь, Стейси. Прощай. Мы — друзья.
— Навсегда, — сказала я, наклонилась и поцеловала ее худую щеку. — Мы когда-нибудь встретимся снова, я надеюсь.
В голове царила суматоха, мысли разбегались, пока я спускалась вниз по ступеням. Я испытывала чувство невыразимого облегчения, потому что Леда освободила меня и Пола. Но очень беспокоилась о ней, надеясь от всего сердца, что она поправится и найдет свое счастье с Раулем. Он знал все о ее хрупком здоровье, о ее шансах на будущее и все же хотел жениться на ней; не потому, что ему было ее жалко или он испытывал какое-то чувство долга, а потому что он действительно любил ее. Потом мои мысли обратились к Василису и моему страху перед ним.
Как будто король демонов, вызванный произнесенным заклинанием, он открыл дверь своего кабинета и появился на пороге. Стоял и ждал, когда я подойду, не оставляя никакой возможности избежать встречи с ним.
— Ты навещала Леду? Ну, как она?
Я ответила кратко:
— Мне кажется, ей много лучше.
Он кивнул:
— Она уедет завтра.
Я не знала, известно ли ему о намерении девушки не возвращаться и о том, что они с Раулем собираются пожениться. Когда я встретила мрачный взгляд свекра, я подумала, что тоже хотела бы навсегда покинуть остров, что даже мысль остаться на Меленусе под давлением Василиса, пусть и с Полом, пугала меня. Он будет присутствовать постоянно, все время воздействовать на нашу жизнь. Он будет стремиться руководить нами и, уж конечно, руководить Ники.
Я невольно содрогнулась. Даже если он физически не причинил вреда Леде, даже если ее падение было случайным, все же его намерение было ясным. Как она сказала? «Я посмотрела в его глаза и увидела, что он ненавидит меня». Василис ненавидел Леду, потому что она служила препятствием осуществлению его планов и, таким образом, превращалась из нежного опекаемого существа, которое он любил, в кого-то, во что-то, что можно заставить служить своим целям любой ценой.
— А ты? — продолжал он. — Когда ты собираешься уехать от нас? — Его голос прозвучал иронически, будто бы говоря: «Теперь все, как ты знаешь, стало по-другому».
Я замялась:
— Я не уверена. На следующей неделе, если это будет удобно.
Одна черная бровь вопросительно поднялась.
— Может быть, после того, как ты повидаешься с Полом?
— Да.
— Он вернется завтра или послезавтра. Возможно, он заставит тебя изменить твое решение.
Я не ответила. Василис коротко кивнул мне и вернулся в кабинет. Дверь за ним захлопнулась со стуком.
На следующее утро Леда в сопровождении Рауля и сиделки была отнесена вниз на носилках, а потом в лифте, который снова работал, ее спустили к ожидавшей у самой кромки воды шлюпке. Шлюпка доставила ее к «Океанису», стоявшему на якоре недалеко от берега. Ники и я сопровождали их вниз, стояли на скалистой террасе, наблюдая за тем, как яхта медленно отчаливала от берега и уходила в море, и махали им на прощанье руками.
День прошел спокойно, как обычно. Мы плавали и загорали. Вилла казалась очень пустой. Василис не спустился к обеду, присутствовал только мистер Панаидис, чтобы составить компанию мне и Ники. После сиесты мы пошли в конюшню и кормили лошадей, Ники катался на маленьком сером ослике, который был приобретен специально для него, а я шагала рядом, занятая своими мыслями.
Мне хотелось навестить Марию, но я боялась уйти с виллы: а вдруг вернется Пол? В тот день он не вернулся. Весь следующий день я провела на обрыве, ожидая, что «Хаски» вот-вот появится над островом и его серебристые крылья сверкнут на солнце, как бывало раньше. Но самолетик не появлялся. Не раз мне казалось, что я слышу, как подъезжает машина; но это был всего лишь Петрос, возивший Василиса на аэродром — проведать, как там идут дела. Или грузовик из Тивиттоса с продуктами.
В этот вечер, уложив Ники спать, я вышла в сад. Прошлась по аллее кипарисов и мимо фонтана к статуе, остановилась подле нее, глядя вниз, на ступени. Все повреждения, нанесенные штормом, были устранены, каменные ступени подметены, растения приведены в порядок или заменены новыми. Маленькие горшочки или вазочки, наполненные цветами, стояли там и тут, чтобы заполнить пустые места на клумбах, образовавшиеся на месте вырванных с корнем кустиков.
Все было прекрасно, но по-иному, более спокойно. Цвет и буйство растительности ушли до следующей весны.
Я посмотрела на море, казавшееся персиковым в вечернем свете, и почувствовала, как у меня сжалось сердце. «Этот золотой мир, — подумала я, — как я смогу покинуть его?» И все же я знала, что мир и спокойствие здесь были миражом, что на вилле обитали темные силы — жестокость и амбиция жестокой власти. Василис. Даже чтобы быть с Полом, которого любила, я не могла уступить Ники этой тирании. Поэтому я немного страшилась того момента, когда вернется Пол и я должна буду ему сказать, что не могу остаться на Меленусе.
Я взобралась на верхнюю ступеньку, глядя на закат, на море, цвет которого перешел из золотистого в розовый. Внезапно за спиной раздались шаги, и голос Пола произнес:
— Я знал, что найду тебя здесь. — Он подошел и взял меня за руку, притянул к себе и заключил в объятия, произнеся будто бы со вздохом:
— О, Стейси, это было слишком долго!
В следующее мгновение он прижался губами к моим губам, и все сомнения испарились, едва я уступила этому поцелую, словно охваченная голодом. Поцелуй подтвердил все, что было до сих пор, и предсказал радость, которую мы сможем пережить в будущем. В этом долгом, захватившем дыхание поцелуе мы посвящали наши жизни друг другу.