Выбрать главу

— Какой вы неугомонный, непутевый!

Играя ее ножками, Ян заметил, что на шелковых чулках лунного цвета у нее одеты различные подвязки: одна — лиловая, другая — из пестрых ниток, и спросил, почему они неодинаковые.

— Прошлой ночью я испугалась вас и, убегая, где-то обронила лиловую, — ответила девушка.

— Я верну ее вам, — произнес Ян и взял подвязку с подоконника.

— Откуда она у вас? — удивилась девушка.

Ян, рассказав все, как было, снял с ее ноги нитяную и надел ей лиловую.

Девушка пересмотрела книги на столе и обнаружила «Поэму о дворце Ляньчан».

— При жизни я больше всего любила эту трагическую поэму, а теперь то далекое время кажется мне каким-то сном, — печально сказала она и заговорила с ним о поэзии, да так мило и умно, что Яну казалось, будто он сидит с лучшим своим другом у западного окна, снимая нагар со свечи.

С тех пор девушка приходила к Яну каждую ночь, едва заслышав произнесенный шепотом стих. Но как-то она предупредила его:

— Храните нашу тайну! Не болтайте обо мне. Я боюсь, как бы не помешал нам дурной человек.

Ян согласился, и они проводили время вдвоем, радуясь, точно рыбки в воде. Хотя девушка держалась строго, но радости Ян испытывал больше, чем тот, кто подрисовывал брови жене. Часто, сидя у лампы, девушка переписывала кое-что для Яна своим аккуратным и красивым почерком. Она подобрала с сотню строф из поэм о дворцах, переписала их в тетрадь и декламировала нараспев. По ее желанию Ян достал шахматы, купил пиба, и девушка каждую ночь учила его шахматной игре или же перебирала струны, сочиняя мотив к песне «Холодный дождь в бананах под окном». Мелодия навевала такую грусть, что Ян не мог дослушать ее до конца. Тогда она переходила к другой — «Поутру иволги щебечут в саду», от которой сразу становилось легко на сердце.

Часто по ночам, при свете многих ламп, они устраивали спектакль и веселились, не замечая рассвета. И только завидев в окне занимавшуюся зарю, девушка поспешно убегала.

Но вот однажды пришел навестить Яна студент Сюэ. Дело было днем, а Ян еще спал. Сюэ стал осматривать кабинет; на глаза ему попались пиба и шахматная доска. Он знал, что Ян не умеет играть ни в шахматы, ни на музыкальном инструменте. Сюэ стал просматривать книги, наткнулся на поэмы, переписанные красивым, аккуратным почерком, и подумал: «Что-то тут неладно».

Когда Ян проснулся, Сюэ стал допытываться — откуда у него шахматы и пиба.

— Хочу научиться играть, — ответил Ян.

— А откуда стихи? — продолжал допрашивать Сюэ.

Ян сослался на вымышленного друга. Но Сюэ продолжал просматривать тетрадь и на последней странице обнаружил написанную очень мелким почерком строчку: «В такой-то день, такой-то луны переписаны Ляньсо».

— Это ее девичье имя, — засмеялся гость, — зачем ты меня обманываешь?

Не зная, как отговориться, Ян страшно смутился, а Сюэ становился все настойчивее. Ян замолчал, но тот, схватив тетрадку, стал его запугивать, и Ян, прижатый к стенке, наконец признался во всем. Тут же Сюэ стал просить показать ему Ляньсо. Тогда Ян рассказал о ее запрете, но это еще сильнее разожгло любопытство Сюэ; он так привязался к Яну, что тому ничего не оставалось, как согласиться.

В полночь, когда пришла Ляньсо, Ян рассказал ей о просьбе Сюэ.

— Что я вам говорила? А вы уже всем разболтали! — рассердилась она.

Ян начал оправдываться, объяснил, как все получилось.

— Вот и конец нашему знакомству! — заметила Ляньсо.

Ян всячески ее утешал, успокаивал, но Ляньсо оставалась все такой же печальной.

— Я исчезну на время, — сказала она и попрощалась.

На следующий день пришел Сюэ, и Ян передал ему отказ Ляньсо, но Сюэ заподозрил, что это лишь отговорка.

В тот же вечер он явился к Яну с двумя однокашниками и, чтобы добиться согласия Яна, устроил у него засаду. Студенты шумели всю ночь напролет, и Ян с бессильной ненавистью смотрел на них.

Несколько ночей Ляньсо не появлялась, и студенты, перестав безобразничать, начали было подумывать об уходе, как вдруг услышали — кто-то нараспев читал стихи. Все прислушались: печальный голос чуть звучал; казалось, вот-вот умолкнет. Сюэ весь превратился в слух, но Ван, который был из военных, схватил камень, швырнул его в окно и закричал:

— Чего ломаешься и не выходишь в гостям? Вот так стихи! «Ах, ах! Ох, ох!» Чтоб мы с тоски пропали?

Голос сразу же смолк. Все обрушились на Вана. Ян же бранил его, бледный от ярости.

Наутро гости ушли, Ян остался один. Он все еще ждал Ляньсо. Два дня она не показывалась, на третий пришла и, рыдая, проговорила: