Но тут Хо взволнованно спросил:
— Вы зачернили ее лицо, так не сумеете ли его отмыть?
— А почему бы и нет? — улыбнулся Хэ. — Нужно лишь, чтобы попросил об этом ее муж.
— Муж Жуй Юнь — это я! — с поклоном сказал Хо.
— Только истинно талантливые могут так сильно любить. И чувство их не изменится, если красота уйдет. Давайте поедем к вам, и я верну вам былую Жуй Юнь! — воскликнул Хэ.
Они вместе отправились в путь и вскоре добрались до дома. Студент Хо хотел было распорядиться, чтоб подали вина, но Хэ остановил его:
— Сначала займусь делом, тогда будет больше радости и в угощении.
Он велел подать таз, налить в него воды, что-то начертал на воде пальцем и сказал:
— Как вымоется этой водой, так все и пройдет. Но потом пусть выйдет и сама поблагодарит исцелителя.
Обрадованный Хо отнес таз к Жуй Юнь и стоял подле нее, пока она не умылась. И лицо ее стало таким же светлым и чистым, таким же прекрасным, как прежде.
С чувством глубокой признательности супруги бросились благодарить гостя, но он уже исчез, и его нигде не могли отыскать. Только тут они поняли, — это был бессмертный!
ДЕВА СО СТЕНЫ
Фын Юньтин, уроженец Тайхана, овдовел совсем молодым. Как-то приехал он в областной город, остановился в гостинице и прилег днем отдохнуть. Он был один, кругом стояла тишина. Тут им овладела мечта о возлюбленной, и он уставился на стену. Вдруг перед ним возник женский силуэт, смутный, будто намеченный штрихами. Фын подумал, что это ему лишь пригрезилось, но силуэт долго оставался на том же месте и не исчезал. Встав с постели, удивленный Фын подошел ближе, — фигура стала более четкой. Это была изящная девушка, но ее шею стягивала петля, язык вывалился изо рта, а лицо было сурово нахмурено. Пораженный Фын не мог оторвать от нее взгляда. А девушка вдруг зашевелилась, словно собираясь спуститься. Фын наконец догадался, что перед ним — душа повесившейся, но не очень испугался — ведь дело было днем.
— Если вас кто-нибудь обидел, я готов помочь вам чем только могу, — сказал он.
— Разве смею просить вас о важном деле? — сойдя со стены, сказала девушка. — Ведь мы встретились случайно, точно листики ряски на воде. Я уже ушла к желтым источникам, но и там не могу ни снять петлю с шеи, ни спрятать язык. Если бы вы срубили стропила в этой комнате и сожгли их! Это было бы для меня огромным благодеянием.
Фын дал свое согласие, и девушка исчезла. Тогда молодой человек позвал хозяина, и тот рассказал об истории, случившейся десять лет назад.
— В этот дом, принадлежавший семье Мэя, как-то ночью забрался вор. Его схватил сам старик Мэй и отправил к надзирателю уголовной тюрьмы. А надзиратель, получив от вора взятку в триста монет, обвинил дочь Мэя в тайной связи с вором, да еще собрался схватить девушку — проверить, девственница ли она. Не снеся позора, та повесилась. Вскоре умерли супруги Мэй. Дом перешел ко мне. Постояльцам здесь часто являются привидения, и что я только не делаю, никак не могу от них избавиться!
Фын передал хозяину просьбу Мэй. Но тот не соглашался, — ломать дом и менять стропила было слишком дорого. Тогда Фын помог хозяину деньгами, а после перестройки снова снял прежнюю комнату.
Той же ночью к нему пришла Мэй, полная благодарности. Ее лицо сияло от радости. Она была чарующе мила и так понравилась Фыну, что он хотел изведать с ней наслаждение. Но Мэй, стыдясь и сожалея, предупредила его:
— Эфир из загробного мира для вас вреден, а с меня тогда даже все воды Сицзяна не смоют того позора, которым покрыла меня клевета. Сейчас еще рано, но мы с вами познаем счастье.
— Когда же настанет это время? — спросил Фын, но Мэй лишь кокетливо рассмеялась.
— Может быть, выпьете вина? — спросил Фын.
— Я не пью, — отказалась Мэй.
— Так и сидеть с красавицей, и только поглядывать друг на друга?
— При жизни мне нравилось играть лишь в кости. Но сейчас уже ночь, нас только двое, других компаньонов не найти. Чтобы скоротать время, давайте сыграем в ниточку.
Фын согласился, и они сели друг против друга. Растопырив пальцы, они долго перекидывали ниточку. Фын все путался, не мог понять, как создаются новые фигуры. Мэй ему объясняла и показывала. Фигуры стали изменяться без конца все более причудливо, и Фын смеялся:
— Да ты действительно первая мастерица в этой девичьей игре.