Древний пример клятвы во дворце Долгой жизни был для Гэндзи неприемлем; поэтому он вместо того, чтобы говорить о «двух птицах», упомянул о «грядущем будды Мироку». Говорить о жизни в мире ином было бы тут не уместно:
Судя по этим стихам, можно было думать, что все-таки душа у Югао была неспокойна!
При свете заходящей предутренней луны женщина призадумалась: так нежданно все это произошло и так волновало своей неизвестностью. Призадумалась она и заколебалась. Пока Гэндзи убеждал ее, луна вдруг скрылась за облаками, и стал очень красив этот вид светлеющего неба. Гэндзи торопил ее, — пока еще не стало совсем неудобно: у всех на глазах, — и легко подсадил ее в экипаж. Вместе с Югао села и Укон.
Когда они добрались до одного уединенного домика, здесь же, поблизости, Гэндзи, — пока вызывали смотрителя, — оглядывал это жилище: в полуразрушенных воротах разрослась густая трава, под деревьями стояла совершенная темень. Туман был так густ и роса так обильна, что когда Гэндзи стал поднимать занавески у экипажа, то сильно намочил свои рукава.
«Никогда я не бывал еще в таких делах! Да… нелегко все это…» — подумал он.
«А тебе все это — не внове, вероятно?» — обратился он к Югао.
Та смущенно-стыдливо ему возразила:
«Мне отчего-то очень грустно!» — сказала она, и как будто чего-то боялась, чего-то страшилась.
Гэндзи со смехом подумал: «Это оттого, что она привыкла к людным местам!»
Приказав ввезти колесницу, он стоял и ждал, — прислонив экипаж к балюстраде, — пока приготовляли им покои в западной части дома. Укон с восхищением смотрела на него, и ей припомнилось прошлое. Видя, как хлопочет смотритель, старательно устраивая все, она догадалась, кто таков возлюбленный ее госпожи.
Хоть и делали все на скорую руку, но все же убрали все очень красиво.
Слуг у Гэндзи — в надлежащем количестве — не было, и смотритель подумал: «Как это неудобно!»
Этот смотритель был известен Гэндзи уже давно, так как ему приходилось бывать в доме его тестя-министра. Поэтому, приблизившись к Гэндзи, он предложил:
«Не позвать ли кого-нибудь для услуг?»
Но Гэндзи сразу же заставил его сомкнуть уста:
«Я нарочно искал такой дом, где б никого не было. Смотри, не проболтайся никому!»
Смотритель подал изготовленную наспех закуску, — но прислуживать за трапезой было некому.
И отошел Гэндзи ко сну — в непривычной для него обстановке.
Вышло, что завязал он союз совсем в духе стихотворения о «Бесконечной реке»…
Солнце стояло уже высоко на небе, когда Гэндзи поднялся с ложа. Собственными руками он поднял шторы. Вокруг было все страшно запущено и дико, никого из людей не было видно. Взор свободно охватывал далекое пространство, и купы дерев там имели вид весьма древний и мрачный. Ничего не было заметно особенного и среди растительности тут, вблизи. Все — «сплошное осеннее поле», как говорится в стихотворении. Пруд тоже был занесен весь листвою и имел очень унылый вид.
В отдельной пристройке были устроены жилые помещения, и там, по-видимому, кто-то жил. Однако их покой был далеко оттуда.
«Какое унылое место! — произнес Гэндзи. — Надеюсь, что хоть демоны-то оставят нас здесь в покое…»
Лицо Гэндзи все еще было сокрыто под маской, но теперь он подумал: «И женщине это должно быть неприятно, и — на самом деле, не стоит ставить здесь такую преграду между ею и собой». Поэтому он обратился к ней и сказал, развязывая тесемки маски:
«То — блестки росы… Ну, что ты скажешь на это?»
Югао в ответ на это, бросив взгляд на него, тихо проговорила:
«Какой прелестный ответ!» — подумал Гэндзи. Весь вид его, чувствующего себя так свободно, открытого для нее сполна, поистине не имел ничего равного себе на свете и так не шел к этому дикому месту.