Это было всерьез досадно разрушение праздника. И не просто праздника — Нового года. И особенно этого. Для Алексея этот Новый год был таинство, и чудо, и ощутимое счастье. Но то, что расстроилась Ася, испугало его в конечном счете больше, и он сказал: «Ну что ж поделаешь… Раз такая несудьба. Их же не выгонишь… Дом не наш. Да и вообще не выгонишь. Надо хоть как-то встретить, чтоб по-человечески. Ну, не расстраивайся… Не в последний раз». Ася расстраивалась. «Пригласим их, — говорил Алексей, — тоже к столу, вместе и встретим. А что не вдвоем, несчастье, конечно, но хоть что-то надо спасти. — Он робко дотронулся до Асиного плеча, боясь: вспыхнет и достанется ему, Алексею, — вот уж не виноват! — Позовем, а? Они, конечно, дуры, что так ведут… Да и не они — Нинка. Девицы— еще ничего. Ну как?»— Асино лицо успокоилось, вернее, опустело. «Ну что ж, — сказала она. — Уже и чокаться пора, обсуждать нечего».
«Девочки, — сказала она, — присоединяйтесь к нам, раз уж так вышло». Девочки смотрели на Нину. Нина ни на кого не смотрела. «Спасибо, — сказала она каким-то немыслимым тоном. — Мы не напрашиваемся». — «Девочки, правда, — сказал Алексей, — не надо портить друг другу праздник, Нина. Ведь мы вас искренне приглашаем. Не можем же мы встречать, а вы в той же комнате — нет…» — «Мы никуда отсюда не уйдем!» — взвизгнула Нина. «Мозги у тебя набекрень…»— с издевательским сожалением сказала Ася. «А ты не оскорбляй, не оскорбляй, слышишь! — кричала Нина, — Скажи спасибо, что мы вас терпим. Тоже… нашла мамочкиного дурачка!» — «А ты не трогай! Не трогай! — Ася вылетела на середину. — Не твое. Тебе и такого не видать! Правильно вас выгнали, так и надо!!!» Нина, руки в бедра, бочком, короткими шажками, как в пляс, выходила на середину. Она была вылитая Лолита Торрес, так все говорили. «Проститутка! — кричала она. — Проститутка!»— «Не смей!»— выскочил Алексей. «А ты куда лезешь?! Тяп-чик…» — раздельно, по слову сказала Нина. «Какой тяп-чик?» — растерялся Алексей. «Отойди», — как-то недобро сказала Ася. «Там-там-там, барам», — говорили подруги. «Завидно?! — кричала Ася, — Выгнали?.. Завидно!» — «Деток учишь?!» — «Завидно! Завидно!» — «Не надо! Не надо»! — Алексей. «Тататам-барам-тамтам!» — подруги. «Старая дева!» — Ася. «Трата-та-там, бум-друм», — подруги. «Бьет же! — закричал Алексей. — Двенадцать же!»
Все замолкли. Застыли. Действительно. Било. Трам-тамтам-там-барамтам-тамтам! — удивительно мелодично. Бам! Пауза. Бамм!..
«Ну их к черту! Ну их к черту! — подпрыгнула Ася и повлекла Алексея. — На! — сунула ему шампанское. — Скорей!» Придвинула к своей кровати табурет, набросила на него полотенце. Неожиданно много закусок поместилось на нем. Все это она проделала не разглядеть как быстро. Шампанское выстрелило. «Бамм!» — прозвучало в громкоговорителе. И пауза. Не просто пауза — дольше: тишина. «С Новым годом, милый!» — сказала Ася. «С Новым годом!» «Там-там-тим-там-там-там», — радио заиграло гимн. Выпили. Ася села на кровать так, чтобы спиной к Нине с подругами. «Садись, — сказала Ася. — Не обращай на них внимания». — «Я и не обращаю», — сказал Алексей^ «Вот и хорошо, вот и хорошо!..»— Ася всхлипнула. «Да что ты! Что ты!» — разволновался Алексей. «Ничего… Это сейчас, — сказала Ася. — Ты ее не слушай, что она говорила…» — улыбнулась сквозь слезы, жалко так, несчастно, что Алексей чуть не заревел. «Да я разве… разве я когда-нибудь слушаю!»— с жаром сказал Алексей. «Салат мой ешь… Давай без тарелок, а? Прямо ешь. Ведь вкусный?.. Правда, а?»— «Очень!» — «Правда, милый? Нет, правда, вкусный?!» — голос у Аси подрагивал, она собиралась заплакать. Алексей тоже еле сдерживался, все-таки глаза у него подернулись: видел он хуже. У них вдруг такая нежность началась друг к другу, что и от этого можно было плакать. «Ничего, ничего», — говорил он. «Мы еще поживем, а?»— говорила Ася. «Мы — счастливые!» — говорил Алексей. «Да, да, именно! Мы — счастливые, — говорила Ася. — Ты не обращай на них внимания». Не обращать было трудно. Хотя до сих пор, начиная с курантов, никого, кроме них с Асей, для него действительно в комнате не было. Но он все-таки сидел к ним лицом, и они слишком были видны, главным образом Нина. Она ходила от стены к стене, как тигрица. Глаза ее, так сказать, горели. Ходила и нервно курила. «И курить-то не умеет, — вдруг сказала Ася. — Дай мне». Закурили все. Ася сидела к ним спиной, но Алексей чувствовал, как она этой спиной, может, еще больше, чем он, видит и мучится. Нина все ходила. Подруги стояли скорбной композицией. Три грации.