– Что вы здесь делаете – и в таком виде?
– Меня сюда привели предательство и черная магия – что еще? Приведи меня в приличную гостиницу – эта годится только для кельтов и прокаженных.
Ругхальт дернул себя за подбородок:
– Лучшей гостиницей считается «Черный бык» у Большого выгона. Но там дерут втридорога; вам придется платить за ночлег серебром.
– У меня нет с собой никаких денег – ни серебра, ни золота. Ты должен предоставить мне средства, пока я не получу кредит.
Ругхальт поморщился:
– По сути дела, «Кот-рыболов» не так уж плох. Старина Герди производит неприятное впечатление только с первого взгляда.
– К дьяволу! Эта хибарка воняет гнилой капустой и дерьмом. Веди меня к «Черному быку».
– Ладно, ладно. Ох, мои бедные ноги! Долг призывает вас идти.
В гостинице «Черный бык» Карфилиот нашел помещение, отвечавшее его потребностям, хотя Ругхальт зажмурился, когда услышал, сколько придется платить за этот номер. Галантерейщик подыскал костюм, подобающий достоинству герцога; тем не менее, к вящему огорчению Ругхальта, Карфилиот отказался торговаться, и Ругхальту пришлось уплатить портному, медленно отсчитывая монеты дрожащими пальцами.
Карфилиот и Ругхальт уселись за столом перед входом в гостиницу, наблюдая за проходящими мимо обитателями столицы Даота. Ругхальт заказал две половинные кружки эля.
– Подождите-ка! – голосом, не допускающим возражений, остановил официанта Карфилиот. – Я голоден. Принесите добрый кусок вареной говядины, зеленого лука и ломоть свежего хлеба, а также пинту вашего лучшего эля.
Пока Карфилиот утолял голод, Ругхальт неодобрительно посматривал на высокопоставленного нахлебника – настолько неодобрительно, что герцог в конце концов спросил:
– Почему ты не ешь? Ты и так уже тощий как плетка.
– По правде сказать, – процедил сквозь зубы Ругхальт, – мне приходится следить за тем, как я распоряжаюсь своими средствами. Я на грани нищеты.
– Как же так? Ты же специалист-карманник, обчистивший все ярмарки и присутственные места Даота.
– Мне пришлось забыть об этом прибыльном ремесле. Больные колени не позволяют достаточно быстро скрываться, а это непременное условие успешного воровства. Я больше не посещаю ярмарки.
– Тем не менее ты все еще не разорился.
– Добывать пропитание нелегко. К счастью, я хорошо вижу в темноте и теперь обчищаю по ночам спящих постояльцев «Кота-рыболова». Но даже в этом случае колени подводят – а Герди настаивает на получении своей доли, так что я стараюсь избегать лишних расходов. Кстати, как долго вы намерены оставаться в Аваллоне?
– Недолго. Я хотел бы найти некоего Триптомологиуса. Ты его знаешь?
– Он некромант, торгует эликсирами и зельями. Зачем он вам понадобился?
– Прежде всего он снабдит меня золотом, в котором я нуждаюсь.
– В таком случае возьмите у него столько, чтобы хватило и на меня!
– Посмотрим. – Карфилиот встал из-за стола: – Пойдем найдем Триптомологиуса.
Треща суставами, Ругхальт тоже поднялся. Они прошли по задворкам Аваллона к темной маленькой лавке, ютившейся на склоне, обращенном к устью Мурмейля. Неряшливая карга, нос и подбородок которой почти соприкасались, поведала им, что Триптомологиус отправился с утра на ярмарочный выгон, чтобы поставить палатку и продавать зелья.
Карфилиот и Ругхальт спустились с холма по зигзагообразным пролетам узкой крутой лестницы под покосившимися коньками старых крыш Аваллона – самодовольный молодой вельможа в прекрасном костюме и уже немного сгорбленный, тощий пожилой человек, осторожно, как паук, переступавший со ступени на ступень полусогнутыми ногами. Они вышли на выгон, с рассвета бурливший лихорадочной деятельностью и пестревший разноцветными шатрами. Торговцы, успевшие устроиться пораньше, уже громко расхваливали товары. Новоприбывшие соревновались, стараясь найти место получше, что приводило к жалобам, трениям, ссорам, взаимным оскорблениям и даже, время от времени, к потасовкам. Всюду ставили палатки, вбивая колья большими деревянными кувалдами, и развешивали выцветшие от солнца рекламные полотна всевозможных оттенков. Пылали жаровни продавцов закусок; сосиски шипели в горячем жиру, жарилась рыба, сдобренная чесноком и оливковым маслом, – и сосиски, и рыбу подавали на ломтях хлеба. Апельсины из долин Дассинета соревновались яркостью и благоуханием с пурпурным виноградом из Лионесса, яблоками из Визрода, даотскими гранатами, сливами и айвой. Поодаль, за оградой, на козлах покоился длинный узкий помост – там должны были оставаться нищенствующие прокаженные, калеки, юродивые, уроды и слепые. Каждый из них занимал участок, позволявший доводить до сведения проходивших мимо жалобы, выражавшиеся тем или иным образом: одни пели, другие заходились кашлем, третьи выли от боли высокими улюлюкающими голосами. Калеки, с пеной у рта, осыпали прохожих оскорблениями, повторяя выражения, казавшиеся им наиболее эффективными. Шум, доносившийся с этого помоста, можно было слышать по всему выгону – он служил постоянным аккомпанементом визгливым наигрышам дудок, писку деревенских скрипок и звону колокольчиков.