– В фургон! – приказал Карфилиот. – Быстро, оба!
– Сперва коты должны прогуляться! – воскликнула Глинет. – И что-нибудь съесть! Я нарежу им сыра.
– Если у тебя есть сыр, давай его сюда, – сказал Карфилиот. – Коты могут жевать траву, а сегодня вечером, вполне возможно, мы будем хлебать рагу с кошатиной.
Глинет ничего не ответила и отдала герцогу сыр. Коты прогулялись и не хотели возвращаться. Глинет пришлось прибегнуть к самым суровым выражениям, чтобы убедить их в необходимости залезть обратно в корзину. И снова фургон покатился на юг.
Внутри Друн сообщил:
– Я могу видеть! Ночью пчелы вылетели у меня из глаз! Они не хуже, чем раньше. То есть мои глаза, а не пчелы.
– Тихо! – приложила палец к губам Глинет. – Это чудесно! Но Карфилиот не должен об этом знать. Он хитрый и замышляет всякие пакости.
– Я больше никогда не буду унывать, – сказал Друн. – Что бы ни случилось, я всегда буду вспоминать о том времени, когда мир погрузился во тьму.
– Я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы фургоном правил кто-нибудь другой, – пожаловалась Глинет. – Мне пришлось всю ночь просидеть на дереве.
– Если он посмеет к тебе прикоснуться, я разрублю его на куски! – пообещал Друн. – Не забывай! Я теперь все вижу.
– Может быть, рубить его на куски пока не придется. Надеюсь, сегодня вечером его мысли будут заняты другими вещами… Наверное, Шимрод нас уже ищет?
– Он не может быть далеко.
Фургон катился на юг и через час после полудня прибыл в рыночный поселок Онриот, где Карфилиот купил хлеба, сыра, яблок и кувшин вина.
В центре городка Икнильдский путь пересекал Восточно-западную дорогу. Карфилиот повернул на запад, заставляя лошадей бежать все быстрее, словно он тоже ожидал неизбежного появления Шимрода. Храпя и встряхивая гривами, то опуская головы к самой земле, то высоко их вскидывая, огромные черные кони тянули фургон на запад, упираясь в землю мягкими тигровыми лапами. Фургон громыхал, подпрыгивая на рытвинах и раскачиваясь на длинных многослойных рессорах. Карфилиот время от времени стегал бичом блестящие от пота черные лошадиные зады, и каждый раз кони ржали и яростно мотали головами.
– Не давай волю рукам! – кричали они. – У тебя в руках поводья, и мы их слушаемся, потому что такова природа вещей. Но не позволяй себе слишком много, а не то мы повернемся, и опрокинем фургон, и отшвырнем тебя огромными черными ногами, затащим тебя в канаву и втопчем в землю! Смотри же, не давай волю рукам!
Но Карфилиот не понимал язык лошадей и пользовался бичом по своей прихоти; с каждым ударом лошади вскидывали головы, и с каждым ударом им все труднее было сдерживать бешенство.
Вечером фургон проезжал мимо летнего дворца короля Дьюэля. Сегодня король развлекался карнавальной процессией под названием «Фантазия в перьях». С утонченным изяществом, воспитанным годами практики, придворные мужского пола украсили себя черными и белыми перьями, изображая морских птиц. Дамы, которым позволялись дополнительные вольности, прогуливались по ярко-зеленому газону в экстравагантных птичьих костюмах из перьев страуса, белоснежной цапли, лирохвоста, павлина и весприля. Некоторые предпочитали бледно-зеленые тона, другие – вишневые, розовато-лиловые или золотисто-охряные: гамма цветов поражала сложностью и великолепием. Больше всех наслаждался этой чарующей взоры картиной сумасшедший король Дьюэль, восседавший на высоком троне в пунцовом костюме птицы-кардинала, создававшем единственное красное пятно на палитре карнавала. Король с энтузиазмом расточал похвалы и комплименты, указывая крылом на вызывавшие его восхищение наряды.
Вспомнив предыдущую встречу с королем-орнитологом, Карфилиот потянул поводья на себя – фургон остановился. Поразмышляв минуту-другую, герцог спустился с козел и приказал Глинет выйти на дорогу.
Она получила от него инструкции, не допускавшие ни возражений, ни двоякого истолкования. Глинет опустила боковую панель фургона, служившую сценическим помостом, и вынесла корзину. Друн стал играть на свирели; ученые коты принялись плясать под музыку.
Дамы и господа в роскошных перьях приблизились, чтобы посмотреть на представление; они смеялись и хлопали в ладоши. Некоторые направились к королю, чтобы привлечь его внимание к невиданным трюкам.
Через некоторое время Дьюэль спустился с трона и широкими шагами направился по газону к дороге, чтобы полюбоваться на спектакль. Улыбаясь и кивая, он, однако, соблаговолил высказать критические замечания: