– Что ж, счастливого возвращения!
Четверо прибывших нуждались в лошадях и разбудили местного конюха, уже храпевшего на сеновале. Поначалу тот был чрезвычайно недоволен:
– Разве вы не можете подождать до утра, как все? Почему нужно врываться посреди ночи и мешать порядочным людям спать?
Каргус зарычал:
– Перестань бурчать и приготовь четырех добрых коней!
– Что ж, если вам так приспичило… Куда вы едете?
– В Домрейс, срочно.
– На коронацию? Вы опаздываете, церемония начнется в полдень.
– Король Осперо умер?
Конюх почтительно приложил ладонь ко лбу:
– Увы, он был хороший король. При нем не было никаких жестокостей, никаких тщеславных растрат.
– А новый король?
– Царствовать будет принц Трюэн. Желаю ему процветания и долгих лет жизни – что еще я могу сказать?
– Седлай лошадей.
– Вы уже опоздали! Если вы надеетесь вовремя прибыть к началу коронации, вы загоните лошадей.
– Торопись же! – страстно воскликнул Эйлас. – Пошевеливайся!
Что-то бормоча себе под нос, конюх оседлал четырех лошадей и вывел их на улицу:
– А теперь платите!
Шимрод уплатил запрошенную цену, и конюх удалился. Эйлас обратился к спутникам:
– В данный момент я король Тройсинета. Если мы прибудем в Домрейс до полудня, я останусь королем и завтра.
– А если мы опоздаем?
– Тогда корона опустится на голову Трюэна, и это уже непоправимо. Поехали.
Четыре всадника поскакали по прибрежной дороге мимо спящих рыбацких деревень и протяженных пляжей. На рассвете, когда лошади уже спотыкались от усталости, они приехали в Слалок, где им удалось поменять лошадей, и все утро они скакали в Домрейс.
Солнце поднималось к зениту; дорога дугой спускалась с холма через парк при храме Геи, где тысяча знатных гостей собралась на коронацию.
На краю храмового участка четверых всадников остановила стража – восемь кадетов из Колледжа Герцогов в синих с серебром церемониальных латах и шлемах с высокими алыми плюмажами сбоку. Они перекрестили алебарды, преграждая путь:
– Въезд запрещен!
Со стороны храма послышался рев фанфар, оповещавший о выходе будущего короля. Пришпорив коня, Эйлас прорвался через цепь кадетов; за ним с той же бесцеремонностью последовали его друзья. Перед ними высился храм Геи – тяжелый антаблемент покоился на классических колоннах. Внутренность храма была открыта всем ветрам. На центральном алтаре горел династический огонь. Приподнявшись в седле, Эйлас видел, как принц Трюэн поднимается по ступеням, торжественными ритуальными шагами пересекает террасу и опускается коленом на низкую скамью с бархатной подушкой. Между Эйласом и алтарем почтительно стояла знать Тройсинета в парадных регалиях.
– Дорогу, дорогу! – закричал Эйлас. Он попытался проехать через толпу на коне, но руки разгневанных дворян схватили узду и заставили его остановиться. Эйлас спрыгнул на землю и принялся расталкивать завороженных церемонией почтительных зевак, вызывая у них изумление и неодобрение.
Верховный жрец стоял перед коленопреклоненным Трюэном. Воздев корону над головой обеими руками, он произносил нараспев благословение на древнем данайском языке.
Расталкивая, увертываясь, протискиваясь и наступая на ноги, не обращая внимания на негодующие возгласы и отбрасывая в сторону холеные руки, пытавшиеся его схватить, ругаясь и пыхтя, Эйлас добрался-таки до ступеней храма.
Верховный жрец опустил перед Трюэном церемониальный меч, а тот, как того требовал обычай, положил обе руки на крестовину меча. Жрец нанес на лоб Трюэна царапину ритуальным ножом; на лбу выступила капля крови. Трюэн, склонившись, прижал эту каплю к рукояти меча, тем самым символизируя свою клятву защищать Тройсинет сталью и кровью.
Жрец снова высоко поднял корону и уже стал опускать ее на голову Трюэна, когда Эйлас взбежал по ступеням. Два стражника бросились наперерез, чтобы остановить его, но Эйлас успел пробежать между ними к алтарю и оттолкнул руку верховного жреца прежде, чем корона успела прикоснуться к челу Трюэна:
– Остановите церемонию! Этот человек не может быть королем!
Моргая в замешательстве, Трюэн поднялся на ноги, повернулся и посмотрел Эйласу в лицо. Его челюсть отвисла, глаза широко раскрылись. Но он тут же притворился, что разъярен, и закричал:
– Кто этот бродяга? Почему ему позволили вторгнуться в храм? Святотатство! Стража, уведите! Это сумасшедший! Отведите его в сторону и отрубите ему голову!
Эйлас оттолкнул стражников и воскликнул:
– Взгляните на меня! Разве вы меня не знаете? Я – Эйлас, принц Эйлас!
Набычившись, Трюэн не находил слов; губы его подергивались, красные пятна выступили на щеках. Наконец он натужно выкрикнул: