Пересекая Лир под парусами, чтобы нанести ответный визит, Эйлас и Друн стояли на носу корабля. Впереди уже виднелся Лионесс – неровная темная полоса на горизонте.
– Я никогда не рассказывал тебе о твоей матери, – сказал Эйлас. – Возможно, тебе пора узнать, как все это было. – Эйлас посмотрел на запад, на восток, снова на север – и протянул руку: – Где-то там, примерно в десяти или двадцати милях отсюда, не могу сказать точнее, меня столкнул в воды пролива убийца, мой двоюродный брат. Когда течение прибило меня к берегу, я был уже на волоске от смерти. Очнувшись, я подумал, что уже умер и попал в рай. Я оказался в цветущем саду лицом к лицу с прекрасной девушкой – жестокий отец заставил ее жить в полном одиночестве. Ее отцом был король Казмир, а девушку звали Сульдрун, принцесса Сульдрун. Мы полюбили друг друга всем сердцем и собирались сбежать из сада за каменной стеной. Нас предали, и по приказу Казмира меня бросили в глубокое подземелье. Казмир, по-видимому, все еще считает, что я умер в его темнице. Когда Сульдрун тебя родила, тебя унесли, чтобы Казмир тебя не нашел. Потеряв и тебя, и меня, Сульдрун покончила с собой, и за это – за это горе, причиненное существу невинному, как лунный свет! – я ненавижу Казмира. Ненависть к нему пропитала меня до мозга костей, ее не вытравят ни время, ни радость. Вот так.
Друн смотрел в воду:
– Как она выглядела, моя мать?
– Ее трудно описать. Она была не от мира сего, ей даже нравилось одиночество. Для меня она была самым прекрасным существом на свете…
Пока Эйлас ходил по залам и коридорам Хайдиона, его преследовали призраки прошлого – призраки его самого и Сульдрун, настолько живые, настолько близкие, что он слышал отголоски их шепота, шорох их шагов и одежды – взявшись за руки, они пробегали мимо, поглядывая на Эйласа с загадочными улыбками; глаза их лукаво искрились, словно они играли в опасную игру, изображая полную невинность.
Вечером третьего дня Эйлас и Друн вышли из Хайдиона через оранжерею. Они прошли по сводчатой галерее к покосившейся дощатой двери в стене и спустились по тропе, вьющейся между камней, в старый сад.
Их шаги замедляла тишина – присущая этому месту тишина снов. В руинах виллы они остановились. Друн смотрел вокруг с интересом, граничившим с благоговейным испугом. Воздух наполнял аромат цветущей валерианы – впоследствии всякий раз, когда Друн чувствовал этот запах, сердце его сжималось.
По мере того как солнце садилось в отливающих золотом облаках, отец и сын спустились на берег и долго смотрели на волны прибоя, спокойно набегавшие на гальку. Приближались сумерки – они стали возвращаться. Проходя мимо старого цитруса, Эйлас замедлил шаг и остановился. Когда Друн ушел вперед, Эйлас прошептал:
– Сульдрун! Ты здесь? Сульдрун!
Он прислушался – ему почудилось, что он слышит ответный шепот; может быть, это всего лишь шелестел ветер в листве.
– Сульдрун! – громче позвал Эйлас.
Друн вернулся и потянул его за руку – он успел привязаться к отцу и доверял ему:
– Ты говоришь с моей матерью?
– Я позвал ее. Она не отвечает.
Друн посмотрел вокруг, обернулся к холодному морю:
– Пойдем. Мне здесь не по себе.
– Мне тоже.
Эйлас и Друн ушли из сада – два существа, полные жизненных сил. Даже если что-то пыталось окликнуть их, неразличимый шепот под деревом умолк, и в старом саду на всю ночь воцарилась тишина.
Тройские корабли отчалили.
Казмир вышел на террасу перед Хайдионом и провожал глазами удаляющиеся паруса.
У него за спиной возник брат Умфред:
– Сир, прошу прощения за беспокойство.
Казмир недовольно обернулся. Королева Соллас, чья предрасположенность к религии принимала все более ревностный характер, предложила построить христианский собор с целью поклонения трем божествам, именуемым «Святой Троицей». Казмир подозревал, что ее подговорил брат Умфред.
– Что тебе нужно? – спросил король.
– Вчера вечером я заметил короля Эйласа, когда он входил в пиршественный зал.
– И что же?
– Вам не показалось знакомым его лицо? – На губах Умфреда дрожала многозначительная улыбка.
Казмир неподвижно смотрел на монаха:
– Действительно, при первой встрече мне показалось, что я его где-то раньше видел. Что из этого?
– Вы помните молодого человека, заставившего меня обручить его с принцессой Сульдрун?
Рот Казмира приоткрылся. Пораженный догадкой, он широко раскрыл глаза, уставившись на брата Умфреда, потом резко повернулся к морю:
– Я бросил его в темницу. Он мертв.
– Он сбежал. Он помнит.
Казмир хрюкнул:
– Это невозможно. Принцу Друну уже десять лет.