– Меня заставляют быть не такой, какой я хочу быть.
– Вам не льстит восхищение мужчин?
– Я не совершила ничего, достойного восхищения.
– То же самое могли бы сказать пышная роза или многогранный сапфир.
– Я не цветок и не украшение – у меня своя собственная жизнь.
– В красоте нет ничего неблагородного, – весомо произнес король Казмир. – Это дар, уготованный немногим. Разве кто-нибудь – даже принцесса Сульдрун – предпочел бы уродство?
Сульдрун хотела сказать: «Прежде всего я предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте». Но она благоразумно промолчала и сжала губы.
– Красота – любопытнейшее свойство! – заявил Карфилиот. – Кто был первым поэтом? Наверняка тот, кто изобрел понятие красоты.
Казмир пожал плечами и поднес к губам бокал из полупрозрачного красновато-лилового стекла.
Карфилиот продолжал мелодично и непринужденно:
– В нашем ужасном и чудесном мире охваченного страстью поэта, стремящегося найти идеал красоты, почти неизбежно ждет разочарование.
Сульдрун переплела пальцы и принялась изучать их кончики.
Карфилиот спросил:
– Кажется, вы не согласны?
– Охваченный страстью поэт может быть очень скучным собеседником.
Карфилиот хлопнул себя по лбу с выражением притворного негодования:
– Вы бессердечны, как богиня Диана! Разве у вас не вызовет симпатию страстный поэт – несчастный, опьяненный лунным светом искатель приключений?
– Скорее всего, нет. По меньшей мере, он показался бы мне чрезмерно сентиментальным и сосредоточенным на собственной персоне. Надо полагать, римский император Нерон, распевавший гимны, пока его город горел до тла, был такого рода «страстным поэтом».
Рука короля Казмира раздраженно дернулась; подобная болтовня представлялась ему бесполезной и легкомысленной… Тем не менее Сульдрун, судя по всему, чувствовала себя в своей тарелке. Возможно ли, что боязливая затворница Сульдрун была умнее, чем он предполагал?
Карфилиот обратился к принцессе:
– Я нахожу наш разговор чрезвычайно любопытным. Надеюсь, мы сможем продолжить его в другое время?
Сульдрун ответила самым церемонным тоном:
– По сути дела, герцог, мои наблюдения не отличаются особой глубиной. Их обсуждение с таким опытным собеседником, как вы, только поставило бы меня в неловкое положение.
– Как вам будет угодно, – развел руками Карфилиот. – И все же я не хотел бы лишиться удовольствия провести время в вашем обществе.
Казмир поспешил вмешаться – непредсказуемая откровенность принцессы могла полностью испортить впечатление:
– Герцог Карфилиот, я замечаю нескольких высокородных дворян, ожидающих возможности вам представиться.
Позже король отвел Сульдрун в сторону:
– Меня удивляет твое поведение! Неужели ты не понимаешь, какой ущерб ты мне наносишь? Благорасположение герцога совершенно необходимо для осуществления наших замыслов!
Находясь перед величественной персоной отца, Сульдрун остро ощущала слабость и беспомощность. Она жалобно, тихо воскликнула:
– Батюшка, пожалуйста, не заставляйте меня обручаться с Карфилиотом! Он меня пугает!
Казмир ожидал жалоб и протестов. Его ответ был неумолим:
– Чепуха! Пустоголовые фантазии! Такого жениха, как Карфилиот, еще нужно поискать, уверяю тебя. Все будет так, как я решил.
Сульдрун стояла, опустив голову. Ей очевидно нечего было сказать. Казмир повернулся, промаршировал вдоль Длинной галереи и поднялся по лестнице в свои палаты. Сульдрун смотрела ему вслед, вытянув руки по бокам и сжимая кулаки. Она тоже повернулась и побежала в другую сторону – наружу, в залитую послеполуденным светом оранжерею, под рябью теней, отброшенных арками, в подземный переход, к двери в стене, вниз к старому саду. Солнце, уже начинавшее опускаться к горизонту, печально озаряло высокие кучевые облака; сад казался недружелюбным, отчужденным.
Сульдрун прошлась вниз мимо разрушенной виллы и устроилась под старым цитрусом, обняв руками колени и размышляя о судьбе, надвигавшейся подобно грозовой туче. Не было никаких сомнений – по меньшей мере, так она считала, – что Карфилиот пожелает на ней жениться, увезти ее в далекий Тинцин-Фюраль и там, не торопясь и следуя своим прихотям, изучать тайны ее тела и ума… Солнце погрузилось в облака, подул холодный ветер. Сульдрун задрожала. Поднявшись на ноги, она все так же, с опущенной головой, вернулась в Хайдион. Когда она поднялась в свои апартаменты, встревоженная леди Дездея сделала ей выговор:
– Где вы были? Королева велела хорошенько вас принарядить – предстоят званый ужин и танцы. Ваша ванна уже приготовлена.