Король Гранис отреагировал на это сообщение всеми силами своего флота. Он организовал блокаду лионесских берегов — такую, что даже рыбацкая лодка не могла безопасно переплыть Лир. Благополучие населения Лионесса, однако, мало зависело от морской торговли и даров моря, и блокада стала лишь надоедливой неприятностью, постоянно раздражавшей и оскорблявшей короля Казмира, неспособного что-либо с ней сделать.
В свою очередь, Гранис не мог нанести Лионессу значительный ущерб. Гаваней у Казмира было мало, и все они были хорошо защищены. Кроме того, Казмир бдительно охранял берега и нанимал шпионов, орудовавших как в Дассинете, так и в Тройсинете. Тем временем Казмир созвал совет корабельных плотников и поручил им быстро построить надежный флот военных кораблей, способный нанести поражение тройскому.
В широком устье реки Сайм, лучшей естественной гавани Лионесса, на стапелях установили двадцать килей; еще столько же приготовили в небольших верфях по берегам залива Балт в герцогстве Фец.
Вскоре, безлунной ночью, когда вдоль Сайма уже стояли снабженные каркасами и обшивкой, готовые к спуску на воду корабли, шесть тройских галер украдкой заплыли в устье и, невзирая на все укрепления, гарнизоны и дозорных, испепелили эти парусники. Одновременно тройские налетчики высадились с лодок на побережье залива Балт и подожгли верфи, каркасы судов в доках, а также огромный склад с запасами распиленного на планки дерева. От наспех сколоченной великой армады короля Казмира остались тлеющие угли.
В Зеленой гостиной Хайдиона Казмир завтракал в одиночестве копченым угрем и вареными яйцами со свежеиспеченными булочками. Подкрепившись, он откинулся на спинку стула, чтобы поразмыслить о многочисленных делах. Горечь поражения под Балмер-Скимом приутихла; теперь, как минимум, он мог оценить последствия с какой-то долей беспристрастности.
В общем и в целом он полагал, что у него были основания для осторожного оптимизма. Блокада была провокацией и оскорблением, которые, в отсутствие других возможностей, приходилось бездеятельно выносить — хотя бы для того, чтобы сохранить достоинство. В свое время противника ждало жестокое возмездие, но пока что он обязан был продолжать осуществление величественного плана, в конечном счете сводившегося к уничтожению короля Одри и к водружению Эвандига, трона Старейших островов, в Хайдионе.
Самой уязвимой оставалась западная часть Даота; поэтому следовало как-то обойти линию укреплений вдоль помперольской границы. Маршрут такого вторжения пролегал на север из Нолсби-Севана, мимо замка Тинцин-Фюраль и снова на север, по дороге под наименованием Тромпада, в Даот. Путь этот преграждали две непоколебимые крепости — Кауль-Боках у Ворот Цербера и собственно Тинцин-Фюраль. Кауль-Боках охранялся гарнизоном из Южной Ульфляндии, но ее король Орианте, опасаясь недовольства Казмира, уже предоставил лионесским армиям право свободного прохода.
Таким образом, амбициям короля Казмира препятствовал только Тинцин-Фюраль. Этот замок возвышался над двумя ущельями и контролировал как Тромпаду, так и путь в Южную Ульфляндию по долине Эвандера. Фод Карфилиот, правивший долиной Эвандера из этого неприступного орлиного гнезда, человек тщеславный и дерзкий, не признавал никаких хозяев — особенно когда речь шла о его формальном сюзерене, короле Орианте.
В Зеленую гостиную вошел помощник камергера. Поклонившись королю, он сказал: «Сир, вашего благосклонного внимания ожидает некий посетитель. Он говорит, что его зовут Шимрод, и что он прибыл по вызову вашего величества».
Казмир выпрямился на стуле: «Приведи его».
Помощник камергера удалился и вернулся в сопровождении высокого худощавого молодого человека в камзоле и бриджах из добротной материи, полусапожках и темно-зеленой шляпе, каковую он снял с головы, покрытой густой серовато-каштановой шевелюрой, подстриженной под горшок на уровне ушей, как требовала мода того времени. У него были правильные, несколько аскетические черты: тонкий нос, выдающиеся скулы и подбородок, чуть кривившийся в усмешке широкий рот и ясные серые глаза, придававшие ему вид самоуверенного шутника — другими словами, с точки зрения короля Казмира в нем было недостаточно почтительности и самоуничижения.
«Сир, — сказал Шимрод, — я прибыл по вашему настойчивому требованию».
Казмир разглядывал Шимрода, плотно поджав губы и скептически наклонив голову: «Вы выглядите не так, как я ожидал».
Шимрод вежливо развел руки, отказываясь брать на себя ответственность за несоответствие действительности представлениям короля.
Казмир указал на стул: «Садитесь». Сам король встал, подошел к камину и повернулся к нему спиной: «Говорят, вы искусный чародей».
Шимрод кивнул: «Испокон века люди рассказывают всевозможные небылицы».
Казмир чуть раздраженно улыбнулся: «Так что же? Правду ли говорят в этом случае?»
«Ваше величество, волшебство — сложная дисциплина. Некоторым она дается легко благодаря врожденным наклонностям. Я не принадлежу к их числу. Я прилежно изучаю доступные методы, но это не обязательно означает высокий уровень компетенции».
«Какова же ваша компетенция?»
«По сравнению с экспертами соотношение составляет, скажем, один к тридцати».
«Вы знакомы с Мургеном?»
«Я хорошо его знаю».
«И вы у него учились?»
«В какой-то мере».
Король Казмир старательно сдерживался. Беспечно-вежливые манеры Шимрода даже не приближались к опасной границе дерзости. Тем не менее, Казмира они раздражали; ответы чародея — точные формулировки, содержавшие минимальное количество информации — испытывали терпение короля.
Казмир спросил, спокойно и невыразительно: «Как вам, вероятно, известно, наши берега блокированы Тройсинетом. Не могли бы вы предложить какой-нибудь способ снять эту блокаду?»
Шимрод немного подумал: «Учитывая все обстоятельства, простейший способ — заключить мир».
«Несомненно! — Казмир погладил бороду: странный народ, эти волшебники! — Я предпочел бы способ, который способствовал бы интересам Лионесса, даже если его нельзя назвать простейшим».
«Вам пришлось бы противопоставить блокаде превосходящие силы».
«Разумеется. Но в этом и состоит сущность проблемы. Я подумываю о том, чтобы привлечь ска в качестве союзников, и хотел бы, чтобы вы предсказали последствия такого решения».
Шимрод с улыбкой покачал головой: «Ваше величество, иные чародеи способны предсказывать будущее, но я не вхожу в их избранный круг. Выражая свое мнение как обычный человек, руководствующийся здравым смыслом, я порекомендовал бы не принимать такое решение. Ска — народ, переживший десять тысяч лет сплошных лишений и бед; более суровых людей трудно себе представить. Подобно вам, они стремятся господствовать над Старейшими островами. Если вы пригласите их захватить Лир и предоставите им базы, они никогда не покинут Лионесс. Хотя бы это, по меньшей мере, очевидно».
Казмир слегка прищурился — ему редко приходилось сталкиваться с такой самоуверенностью. Тем не менее, он рассудил, что энергичная манера выражаться свидетельствовала в какой-то степени об откровенности; человек, пытающийся изворачиваться и лгать, никогда не выражается ясно и просто. Король спросил нарочито бесстрастным тоном: «А что вам известно о замке Тинцин-Фюраль?»
«Я никогда там не был. Говорят, Тинцин-Фюраль — неприступная крепость; но вам, разумеется, это уже известно».
Король Казмир сухо кивнул: «Я слышал также, что своей неприступностью этот замок отчасти обязан волшебству».
«По этому поводу ничего не могу сказать. Тинцин-Фюраль строил ученик чародея, Уго Голиас, желавший править долиной Эвандера в полной независимости от синдиков Исса».
«Каким же образом Карфилиот приобрел эту крепость?»
«В этом отношении могу только повторить дошедшие до меня слухи».