Он замолчал, опустил голову и весело взглянул на меня.
- Это последний дар, мое любимое подношение, - всегда услаждай их слух музыкой, прежде чем сядешь созерцать.
- Ну теперь-то мы наконец сядем? - спросил я, все же слегка сбавив тон, потому что нельзя было не восхититься красотой того места для созерцания, которое только что создал в Саду Камалашила, нельзя было не почувствовать то благоговение, добро и уверенность, которые он зародил в моем сердце, да и песня была к месту. Разминка явно удалась, пора было переходить к созерцанию.
- Да почему нет-то? Пора садиться! - провозгласил он. Я начал было усаживаться, как вдруг почувствовал, что его рука снова поднимает меня на ноги.
- Ну что опять не слава богу?
- А поклониться? - удивился Мастер, как будто это само собой разумеется. С этими словами он сложил ладони у груди и поклонился с величайшим почтением, как будто перед ним и правда стоял один из великих Просветленных. Потом медленно опустился на газон.
Я повторил требуемое упражнение и тоже уселся было на траву, но тут он опять вскочил на ноги и запрыгал вокруг меня, как резиновый мячик. К тому времени он уже так достал меня, что я думал только о том, как много времени мы потеряли, и, не обращая внимания на его прыжки, сердито уставился куда-то вдаль.
- Где твое сиденье? У тебя что, нет подушки для медитаций? Спина ведь должна быть приподнята!- Он схватил меня за плечо, потянул вперед и засунул мне под копчик комок какого-то тряпья, которое чудесным - а каким же еще? - образом появилось из-под его монашеской одежды.
В следующий момент он уже хватал меня за лодыжку левой ноги, крича:
- Положи пятку на правое бедро! Сядь ровно! - И шлепками ладоней выпрямляя мне спину. - Опусти правое плечо вниз, оно должно быть на одном уровне с левым. - А так он выравнивал мои плечи. - Голову ровно! И чему тебя только в Академии учили?
Я уже был готов придушить этого жизнерадостного великого магистра.
- Не наклоняй ее вниз, не задирай ее вверх, просто держи ровно, и перестань уже заваливать ее влево! - Его руки лежали у меня на висках, словно зажав мою голову в тиски. - Где твой язык?
- Язык во рту, где ж ему еще быть? - сострил я. Индиец, казалось, шутки не услышал, во всяком случае не засмеялся.
- Легко коснись им неба сразу над передними зубами. Челюсти расслабь, все должно быть естественно, как обычно, - с энтузиазмом продолжал он. - Мы ведь не сможем созерцать, если всю ночь будем пускать слюни и сглатывать их, верно? И перестань уже дышать ртом!
А то во рту у тебя пересохнет! - Наконец он привел мою позу в полный порядок, после чего, должен признаться, я почувствовал себя совсем неплохо.
- А разве я не должен скрестить обе ноги, положив пятки на бедра, как на всех этих ваших картинках? - спросил я.
- Хочешь сесть в «полный лотос»? Было бы неплохо, но сразу это вряд ли получится, вот когда ты попрактикуешь побольше… Ну и потом, здесь ведь что главное? Главное, чтобы тебе удобно было. Чтобы ты мог концентрировать ум, не отвлекаясь на боль в коленях. Если хочешь, мы вообще можем сесть вон на ту скамейку. - С этими словами он уселся рядом со мной, сразу одним ловким движением приняв позу полного лотоса.
Я закрыл глаза и вошел в состояние покоя. Здесь, в этом тихом Саду, здесь, в Саду моей златовласой богини, я наконец… снова услыхал его жизнерадостный голос.
- Спокойной ночи! Ты зачем глаза-то закрыл, а?! - прямо мне на ухо гаркнул этот… великий Мастер медитации.
Я открыл глаза и сфокусировал взор на каменном узоре стены, что была прямо перед нами.
- Ну вы, ребята, даете! Вы вообще чем тут созерцаете - умом или глазами? - спросил надоедливый Мастер.
Я злобно взглянул на него:
- Давай уже разберемся раз и навсегда: с закрытыми нельзя, с открытыми нельзя, с какими же тогда можно?
- Учись, студент, - ответил он и сел, держа голову прямо. Его глаза были наполовину прикрыты, а взгляд направлен вперед и слегка вниз. Я понял, что все дело было именно в том, что этот взгляд ни на чем не фокусировался, как будто Мастер был погружен в мечтательную задумчивость. - Если будешь слишком сильно отвлекаться, то глаза лучше закрыть, но помни, что твой ум привык засыпать именно в таком их положении, поэтому так созерцать очень непросто. Постарайся все же не открывать глаза слишком широко, иначе начнешь таращиться вокруг, считать ворон и все такое. И позаботься о том, чтобы перед тобой была простая стена, или ткань в один цвет без узоров, или что-нибудь еще в этом роде, чтобы ничего не двигалось и чтобы взгляду не за что было зацепиться, - короче, чтобы ум ни на что не отвлекался.
Я сделал все, как он сказал, и почувствовал, как мой ум входит в чистое состояние концентрации. Я совсем уже приготовился очистить ум от мыслей, сделать его пустым…
Однако Камалашила уже снова был на ногах и бегал взад-вперед.
Надежда когда-нибудь посозерцать с этим величайшим Мастером медитации окончательно покинула меня.
- Ну что еще тебе надобно, старче? - Я все еще пытался шутить.
- Что это? Ты ничего не слышишь? - спросил он тревожным голосом.
Я снова прикрыл глаза и прислушался, но ничего не было слышно, кроме такого знакомого робкого журчания фонтана.
- Это всего лишь фонтан, вон там, у стены, - ответил я.
- Я пошел! - воскликнул он, наклонился над скамьей и принялся собирать чашечки.
- Что?! - вскочил я на ноги. - Потратить столько времени на подготовку, а теперь просто взять и уйти? Останься хоть на пару минут, дозволь мне посозерцать рядом с тобой, раз уж пришел!
- Невозможно, - заявил он. - Шумно, слишком шумно. Не годится для созерцания. И как это я раньше не заметил? Невозможно созерцать под этот грохот. - Он указал на раздражавший его фонтан.
- Да не так уж он и шумит, - сказал я. - Давай хоть попробуем.
Камалашила серьезно посмотрел на меня:
- Ты просил меня показать тебе Путь. Я сказал, что без созерцания нет и Пути. Теперь выбор за тобой: либо милый твоему сердцу фонтанчик, либо медитация. Либо твоя нынешняя жизнь, ведущая в никуда, своей бессмысленностью повторяющая жизнь твоей матери, либо Свобода. Свобода или фонтанчик! Ты теперь всегда будешь стоять перед таким выбором. Ну и стой, а я пошел.
В отчаянии я посмотрел вокруг и вдруг увидел кирпичи, из которых был выложен поребрик вокруг ствола чинары. Я быстро схватил один из них и накрыл им отверстие фонтана. Вода остановилась.
- Ну пожалуйста, давай уже теперь созерцать вместе! - смиренно попросил я.
- А почему нет-то? - хихикнул Мастер. И мы оба умиротворенно уселись на траве, собираясь обрести еще большее спокойствие.
И вот прямо на моих глазах этот жизнерадостный коротышка совершенно преобразился. Левая рука легла ладонью вверх, на нее опустилась правая. Большие пальцы, слегка приподнятые над ладонями, соприкоснулись. Его сияющее лицо мгновенно изменилось, теперь оно выражало саму серьезность, было полностью расслабленным и умиротворенным. Оно излучало покой, который, казалось, вобрал в себя весь Сад, превратив его в обитель абсолютной тишины. Это был тот покой, которого я жаждал, тот покой, которого моя суетная жизнь никогда мне не позволяла испытать, поэтому я с готовностью уселся рядом с Мастером.
Однако безмолвия его хватило ненадолго - всего на несколько секунд. Вскоре он зашептал:
- А мы уже говорили с тобой о разминке?
- Говорили-говорили. - Я старался не говорить громче, все еще надеясь, что он снова вернется к созерцанию. - И не только говорили, но и проделали ее, забыл?
- Да я не про ту разминку, - прошептал он в ответ, - я про совсем другую.
- Что ты имеешь в виду? - испуганно спросил я, ожидая, что он вотвот вскочит на ноги и снова весело запрыгает вокруг. Однако Мастер продолжал сидеть и оставался серьезным, на этот раз наставляя меня лишь словами.
- Прежде чем ты войдешь со мной в состояние истинного созерцания, ты должен приготовить свои мысли. Иначе отстанешь и заблудишься.
- Научи меня, Мастер.
- Сперва научись внимательно следить за дыханием. Посмотрим, сумеешь ли ты сделать хотя бы десять вздохов, не отвлекаясь умом.