Он рывком подался вперед и прижал руку Рейфа к стойке.
Девицы захлопали ему, засмеялись с явным облегчением. Карлтон слышал в их смехе облегчение, но не понимал, откуда оно. С великодушием победителя он шлепнул Рейфа по мокрой от пота спине. – Молодчина! Право слово, молодчина! (Рейф пожал плечами, натянуто улыбнулся.) Ты все набираешь силу, – увлекаясь, продолжал Карлтон. – Верно, упражнялся с женой, а?
Рейф не ответил.
– Ты, верно, много упражняешься со своей толстухой, а? – входя в азарт, повторил Карлтон.
Он старался продлить удовольствие. Откинул со лба взмокшие пряди волос и огляделся – люди оборачивались, смотрели на него.
– А ты что, не упражняешься с женой? – дерзко спросила одна девица. Щеки у нее так и горели. – Может, у тебя и жены нет?
– Спорим, есть! – заявила другая.
– Может, ты не женатый? А?
Карлтон даже не взглянул на нее. Он знал, что как раз этим и привлечет ее внимание. Она со смехом придвинулась поближе, от нее пахло духами и пивом. Невозможно было понять, сколько ей лет – может, двадцать, а то и меньше, длинные черные волосы, живая смуглая мордочка. Карлтон неопределенно махнул рукой, это могло означать – отвяжись, не приставай, – и опять повернулся к Рейфу, словно с тем ему было куда интересней.
– Стало быть, мой черед угощать, – сказал Рейф.
– Да ладно. Я в эту неделю кучу денег отложил.
И Карлтон достал деньги. У него даже пальцы задрожали от волнения. Вот они, его кровные, тайные денежки – ни одна душа про них не знает!
– Плачу я, – сказал Рейф.
– Постой… Мы друзья, верно?
– Тебе деньги нужней.
– Чего-чего?
– У тебя ж пятеро ребят…
Карлтон стиснул его запястье; хотелось сжать еще крепче, чтоб у Рейфа хрястнули кости. Конечно же, девчонки слышали, Рейф нарочно для них и сказал.
– Слушай, ты, сукин сын, – задыхаясь от злости, сказал Карлтон. – У меня прорва денег отложена… мы куда больше зарабатываем, тебе с твоей толстухой за нами не угнаться… понял?
– Ты полегче…
– Мы-то из этой мышеловки выберемся, понял? А тебе век не выбраться, ты просто подонок, рвань, невесть откуда родом, все равно что черномазый или какой-нибудь…
Рейф оттолкнул его. Карлтону казалось – сейчас его лицо разлетится, точно стеклянное, на тысячи колких осколков. Самый воздух, всего лишь минуту назад полный пьянящего веселья, вдруг стал иным. В глазах прояснилось, он отчетливо видел мокрую стойку – грубые шершавые доски, и чей-то мазнувший по ним грязный рукав, и запыленное окно, которое, должно быть, выходит на главную улицу. Воздух насыщен был злобой.
– Хочешь еще разок? И сквитаемся выпивкой? – предложил Рейф.
Он сжал огромный кулак, прочно упер локоть в стойку.
– Эй, вы! – сказала женщина за стойкой. – Хотите драться – ступайте за дверь.
Они и не поглядели на нее. Карлтон нетерпеливо схватил руку Рейфа. Но не успел он приноровиться половчее, как Рейф начал отгибать его руку.
– Обожди-ка, – сказал Карлтон.
Но Рейф не слушал. Локоть Карлтона соскользнул, и тотчас горячая тяжелая ручища Рейфа придавила его руку к стойке. Оба они облизались потом, оба скалили зубы в невеселой усмешке. Карлтон улыбкой силился одолеть скверный вкус во рту, идущий откуда-то из самого нутра.
– Попробуем еще разок! – сказал он.
Они опять сцепили руки. Вокруг теснились зеваки. Кто-то коснулся плеча Карлтона – может, это опять та черноволосая девчонка?.. Он дернулся вперед, его рука скользнула в руке Рейфа. Ладони у обоих были потные. Рейф закряхтел, сопротивляясь; он был крепкий, но вся сила его тонула в толстом животе и жирных ляжках. Карлтон медленно давил на него, отгибал ему руку назад, и Рейф выгнулся, пытаясь ослабить боль. Наконец Карлтон прижал всю руку противника до локтя к доске, и тут случилось неожиданное – Рейф потерял равновесие и едва не упал. Опрокинулось несколько стаканов.
– Убирайтесь отсюда, черти окаянные! Свиньи! Скоты! – завопила женщина за стойкой.
– Пошли вон! – крикнул кто-то еще.
Карлтон и Рейф не слушали. Допили свои стаканы и поглядели друг на друга. И захохотали. У Карлтона голова шла кругом, давно уже он не оказывался в центре общего внимания – со времен последней драки, но тогда вышло поскучнее: среди зрителей не было женщин.
– Спорим на доллар, я еще раз тебя побью, – сказал он.
– Черта с два, – отозвался Рейф.
Все еще ухмыляясь, они снова сцепили руки, теперь оба тяжело дышали. Карлтону смутно чудилось: все это уже не впервые, уже сколько раз он вот так же боролся в этом самом кабаке. Он поморщился – ну и хватка у Рейфа… Сквозь вздрагивающие ресницы он видел лоснящееся от пота лицо Рейфа – казалось, это лицо маячит перед ним уже долгие годы, уже долгие годы перед ним все тот же противник, коварный и опасный чужак…
– Давай, давай, жирная сволочь! Жирный боров! – прошипел Карлтон.
Он изо всех сил упирался ногами, мышцы одеревенели от напряжения. Он чувствовал на лице дыхание Рейфа. За спиной кто-то шепчет… женщина… расслышать бы, про что она – не про него ли? И он и Рейф ухмылялись, а глаза у обоих лезли на лоб, словно у каких-то тварей, что затонули на дне морском и придавлены многотонной тяжестью. Карлтон чувствовал: враг ему не один толстый верзила Рейф, враждебны насмешливые, недоверчивые глаза всех, кто вокруг, кто не признает его за своего, потому что он не здешний, а ведь всякому ясно – кто-кто, а женщины отлично это понимают, – что он точно такой же, он ничуть не хуже всех этих людей, и, если б его признали, он бы с ними сравнялся, он был бы среди первых, ведь он крепкий, у него сильные руки и на узком лице глаза – как лезвия…
Девчонки закричали, захлопали в ладоши. Карлтон опять победил.
– Ну, сдаешься? – хрипло спросил он.
И помедлил: уж очень колотится сердце, пускай немного успокоится. Помотал головой, во все стороны полетели капельки пота, и ему стало смешно. Обернулся, перехватил взгляды тех девчонок – и засмеялся вместе с ними.
– Подумаешь, ребячья забава, – презрительно сказал Рейф.
– Чего-чего?
Рейф все улыбался, и Карлтон тоже опомнился и выдавил улыбку.
– Может, что другое попытаем, – сказал Рейф.
– Сдавайся лучше, не то твоя толстуха взбесится, – сказал Карлтон.
Рейф толкнул его, Карлтон мигнул, недоуменно прищурился. Рейф в знак дружелюбия выставил раскрытую ладонь, потом сделал ложный выпад. Оба все еще улыбались. Карлтон, смеясь, ответил тем же.
– Думаешь, меня дома отец такому не обучил? – спросил он.
Он вовсе не помнил, учил ли его чему-нибудь отец. Но от одного того, что он произнес это слово, ему прибавилось силы.
– А ну! – выдохнул он.
Рейф с маху ударил его ладонью по лицу. Будто дал затрещину неслуху мальчишке. Карлтона ожгло болью. Кто-то захихикал, и жгучая боль усилилась… На миг застлало глаза, потом все прояснилось, и он отчетливей прежнего увидел желтые зубы Рейфа, обнаженные в жесткой, застывшей усмешке, точно у статуи. Рейф подался вперед, готовый отвесить ему еще одну оплеуху, но Карлтон сжал кулак и сильно ударил его в грудь. Потом двинул еще раз – в челюсть.
– Нравится? – спросил он, задыхаясь. – Может, пойдешь домой?
– Распросукин сын, – сказал Рейф. – Быдло.
Он побелел, вся кровь отхлынула от его толстой физиономии. Неуклюже обошел вокруг Карлтона, стараясь подобраться вплотную, а Карлтон сознавал, что он – молодой, сильный, красивый, он одновременно видел себя таким, каков он, должно быть, в глазах зрителей и каков в глазах Рейфа, который давно его знает, и не мог разделить эти два обличья. Хотелось непременно выкинуть что-нибудь почуднее, выставить Рейфа на посмешище. И он стал было паясничать и приплясывать, вращая глазами. Но Рейф без улыбки пошел на него. С силой ударил в грудь. Карлтон зашатался, отлетел. Позади кто-то взвизгнул.
– Посуду перебьете, сволочи! – заорала та, за стойкой.
Карлтон медлил, прикидываясь, будто дожидается, чтоб она замолчала, а на самом деле надо было перевести дух. Он стоял, наклонив голову, и раскрытым ртом жадно ловил воздух. Но воздуха не было, во рту разливался мерзкий, какой-то сырой вкус… Только бы не вырвало, тогда его поднимут на смех…