Подошла к нему.
— Сеня, ты собрался загорать? — спросила она.
Мальчик сопел и все поворачивался к ней спиной.
— Что с тобой, Сеня?
Мальчик стал всхлипывать.
Ольга Ивановна беспомощно оглянулась. Неподалеку стайкой стояли девочки.
Они приблизились, и Маша сказала:
— Видите — родинка?
На спине мальчика была большая родинка.
— Он маленький, — стала объяснять другая девочка. — Придумал, что вы его мама. Мы сказали, если мама, то узнает по роднике.
Ольга Ивановна за плечи повернула мальчика и порывисто прижала к себе:
— Сенечка, милый! Да ты мне роднее сына.
Она подхватила его на руки, он обнял ее за шею и с нескрываемым торжеством посмотрел на Машу.
Они двинулись к детдому. Сеня сидел на руках Ольги Ивановны и никогда прежде не был так счастлив и горд, а девчонки шагали, стараясь оказаться ближе к учительнице, и все что-то говорили, старались вызвать ее внимание к себе, будто она, сама еще молоденькая, была и в самом деле мамон этих обездоленных войной.
Счастливо шли, согласно и дружно.
Оттого, должно быть, не сдержал своей злости Сидор. Он с ребятами, среди которых был и Лепик, дрова складывал. Кто-то пилил, кто-то колол, а он складывал в поленницу.
И видит — Ольга Ивановна с девчонками.
Бросил полено, шагнул навстречу и яростно тряхнул головой:
— А ну, сними с рук мальца! Кому говорю!
Мальчишки и девчонки этого не ожидали, застыли на месте, разинув рты.
— Я не за то кровь проливал, чтобы ты своими грязными руками марала наших детей! — в ярости говорил Сидор, свято веря в эту минуту в каждое свое слово. — Это дети партизан, убитых и замученных. Прочь от них!
Девчонки прижались к Ольге Ивановне и дрожали.
Сидор посмотрел на ребят и резким жестом выкинул вперед руку:
— Немецкая овчарка! Подстилка офицерская!
Лепик машинально рванул к Сидору, но вдруг остановился и посмотрел на друзей. Они мрачно молчали.
Сидор рванул на груди рубаху, так, что отлетели пуговицы:
— Не вру, хлопцы! Провалиться мне на месте!
А Леник смотрел на ребят, и ему стало страшно оттого, что те молчали, мрачно глядя перед собой.
— Это неправда, — прошептал он и вдруг закричал: — Неправда!
Лепик беспомощно огляделся вокруг, скользнул глазами по складу и вдруг остановил взгляд. Через миг он бросился к складу. Тяжело дыша, разрыл землю и достал сирену. Налег на ручку. Она легко поддалась.
Скрежещущий, раздирающий душу вон понесся по деревне.
Вон нарастал, давил перепонки, нагонял безумный страх, напомнив войну. Ревели малыши. Побежала по улице женщина, обхватив руками голову, споткнулась, упала и осталась лежать.
Развернул лодку Мирон.
Воющий режущий звук поднимал и выбрасывал из домов людей.
Бежали как па зов, как на крик о помощи. Кто-то с дробовиком, кто-то с берданкой.
Бежал Мирон вдоль реки.
Ворвались во двор детдома.
Лепик остервенело крутил ручку сирены.
Еле его оторвали от ручки.
— Это неправда…
Он привалился к стене склада, смотрел расширенными глазами на склонившегося над ним Мирона.
Возможно, он пережил самое большое потрясение в своей недолгой жизни.
Все были заняты Лепиком, и никто не видел, как ушла со двора от людей Ольга Ивановна. Шагала торопливо по улице деревни и скрылась за домами.
Когда Мирон спохватился, когда ему ребята начали что-то объяснять и он кинулся искать Ольгу Ивановну, то ее уже нигде не было.
Не было ее в поле, где он звал.
Не было в лесу, где он звал.
Не было в городе, где искал.
Спрашивал какого-то человека, тот мотал головой.
Спрашивал милиционера, тот пожимал плечами.
Никто не знал, где она.
И вернулся ночью Мирон и повалился на землю среди колышков. Долго лежал ниц. Целую вечность.
Вернулся Михаил Иванович, то бишь Квадрат.
Подъезжая к детдому, он потянулся через руку водителя к клаксону и нажал. С торжественными гудками машина въехала во двор и остановилась у крыльца.
В кузове плотно стояли саженцы.
Квадрат перестал гудеть, вышел на подножку и с удивлением смотрел, как безрадостно выходили из детдома ребята и девчонки, какое суровое лицо было у Мирона Афанасьевича…
— Что случилось? — спрыгнул с подножки Квадрат. — Что вы молчите? — Он показал рукой на кузов: — Вот он сад! А? Почему не радуетесь?