Указано и место произрастания: Habitat in Libano. Ливан, стало быть.
Линней видит, растение явно из зонтичных. Но вид незнакомый.
— Садовник! — зовет Линней.
Ему хочется рассказывать, утверждать, хочется триумфа. Но садовник чем-то расстроен, и все отменяется. Садовник показывает Линнею свою ладонь. Она усыпана черными пятнами неправильной формы, с желтой каемкой по краям.
— Ничего не чувствую, — говорит он.
Линней видит, как пятна расползаются по изнанке Садовниковой рубахи.
— Ничего, — говорит и Линней.
Он имел в виду переспросить, но слышит, что вопроса не получилось.
— Мне сейчас не до грабель, — говорит садовник. — Не до работы.
Все еще июнь. Линней в поле. Ночь. Он зовет:
— Красуля! Пружинка! Лилия! Цветочек! Любимица! Розочка!
Но ничего не происходит.
Лёвберг устраивает г-ну Мисса хорошую трепку, после чего тот исчезает из Хаммарбю. Линней призывает Лёвберга наверх, к себе в кабинет, благодарит.
— Мошенник может играть свою роль сколь угодно хорошо, — говорит Линней, — но в конце концов его настигает расплата.
Лёвберг отвечает, что с удовольствием передаст благодарность и своему помощнику.
— Помощнику?
— Брубергу. Шустрый малый. Живет в сарае с граблями. У тебя наверняка будет оказия повидать его.
Линней хворает, кричит от боли, бросается на пол, мечется туда-сюда, словно его палит огнем, бьется о стены. Рот перекошен, язык до крови искусан, временами он теряет зрение.
Эта ночь непроглядно черна. Швед ковыляет домой — от аптекарского стола на Хаарлеммердейк в направлении Брауверстраат, к своему жилью на Вармусстраат, что возле Ниувебрюгстеег. Он как бы на грани меж хмельным угаром и болезненной дурнотою. Ни зги не видно. На мосту через канал Херенграхт с обеих сторон веет легкой прохладой — туман поднимается от воды, холодит кожу одинокого пешехода. Он чувствует рвотный позыв. Опирается на ржавый столб. Идет дальше, в добром настроении, — ему полегчало.
Воздух чист. Через час взойдет солнце.
Бруберг насвистывает какой-то мотивчик. Красит сарай в зеленый цвет. Но это не зеленая краска. Это мох, патина, трава, плесень.
Дверь сарая он красит белым. Но это не белила. Это снег, мышьяк, парусина.
Бруберг, передумав, красит дверь в желтый цвет. Но это не желтая краска. Это сливочное масло, моча, солома.
Линней стоит у окна, смотрит на Бруберга, слушает его трели. Тоже пробует насвистывать.
Артеди мертв.
Его нашли на рассвете, холодного, утонувшего.
Линней со студентами в саду. Лупа, карандаш. На земле горшок с артедиевским растением, зонтичным из Ливана. Лёвберг с лопатой, вскапывает грядку. Линней студентам:
— Соцветие головчатое. Срединные цветки без пестиков. Плоды из-за мелких чешуек шершавые.
Линней пишет на ярлычке, обернутом вокруг стебля. Лёвберг заканчивает работу, делает шаг в сторону. Линней, присев на корточки, сажает в землю и большое растение, и те, что поменьше.
— Мы назовем его Artedia squamata, чешуйчатая. Из Каменистой Аравии.
Лёвберг поливает посадки из зеленой лейки.
Гладкая ткань, морщинки на ней, четыре кроватные ножки, три подушки в изголовье, он останавливается у изножия, прежде чем совершить этот единственный бросок, — бросить и увидеть результат, два возможных результата, орел или решка, и он бросает, и видит результат, и бросает снова, монета падает на гладкую ткань, на которой возникают морщинки, и кажется, будто принято решение, но часы на стене все те же, и лампа, и лупа, и обои, и ноги на полу, собственные его ноги, несущие тело, что бросает монету, а она летит вверх, все выше, и падает.
Вон идет зверь, прямиком из ловушки, выбирается из железной хватки капкана. Это медведь; чтобы утаить место своей лежки, хитрецы медведи проходят изрядные расстояния задом наперед, потом отпрыгивают на три-четыре метра вбок и так ускользают от преследователя.
Стук в дверь. Входит Руландер, бледный, усталый. Садится, ссылаясь на дурноту. Линней дает ему воды. Руландер бормочет:
— Адлер умер от горячки на побережье Явы. Берг скончался в Суринаме. Берлин — на борту «Делоса», в Гвинейском заливе. Фальк ножом перерезал себе горло, а потом пальнул из пистолета себе в голову, умер в Казани, на юге России. Келер, наполовину парализованный в Италии, кое-как вернулся домой, пешком, он еще жив. Форссколь умер от горячки в Йемене, в горном селении Йерим. Мартину ампутировали ногу, на Севере, средь ледяных гор, он еще жив. Хассельквист скончался от чахотки в деревне Багда, под Смирной. Суландерумерот кровоизлияния в мозг, в Лондоне. Лёфлинг- от горячки, у миссионеров в Мереркури, Новая Андалузия. Турен умер на острове Пуло-Кондор, недалеко от Китая, в тридцать семь лет.