Линней:
— А ты сам?
Руландер запрокидывает голову, прижимает к носу платок:
— Вернулся на родину после недолгого пребывания в Суринаме, с душевной болезнью.
Линнея мучают нервные спазмы. Кровеносные сосуды синеют. В мышцах резкая боль. Руки судорожно тянет ко рту. Пальцы жмутся к ладони. Глаза смотрят в разные стороны.
— Я, — говорит Линней студентам, — унаследовал от матери упорный характер, а от отца — немощное тело.
Он чувствует, как они на вытянутых руках поднимают его высоко в воздух и кричат «ура!». Они почитают его, чествуют, угощают терновой наливкой, земляникой и сливками.
Июль. Медленно, очень медленно Дитрих Нитцель продвигается по Швеции на север. Через развалины старинного замка Аксеваль, мимо камней со свейскими письменами, по Бровальской пустоши, мимо водопада Халлестрём.
Во тьме готовится очищение, поворот, ожидающий свершения. Он переезжает от одного постоялого двора к другому, всюду расспрашивая о Линнее и его саде.
Нынче утром Лёвберг спозаранку приготовил большую ванну с рассолом. Высыпал туда не один мешок соли, залил кипятком из котлов, а потом долго размешивал здоровенными деревянными мутовками, пока вся соль не растаяла и раствор не насытился.
Сейчас они в зале, возле большого стола. Лёвберг подает Линнею гнутый железный инструмент. Тот вводит эту штуковину в ноздри садовника, извлекает мозг, то тонюсенькими волокнами, похожими на обрывки ниток, то кусочками покрупнее, вроде веревок. Затем делает надрез в левом паху, вынимает внутренности. После этого, сделав разрез в подреберье, вынимает содержимое грудной глетки, за исключением сердца, которое остается на прежнем месте. И наконец, срезает с ложа ногти и прячет в коробку с энтомологическими булавками.
Лёвберг с Линнеем подтаскивают тело садовника к ванне, погружают в нее, но так, чтобы голова и шея не соприкасались с жидкостью.
Брат и сестры, набрав побольше воздуху, напускаются на Линнея:
— Хватит нас преследовать! Мы взрослые и сами справимся. Неужто не понимаешь? У нас своя жизнь, и мы не имеем с тобой ничего общего!
— Я просто хочу знать, всё ли с вами в порядке, — отвечает Линней. Голос у него дружелюбный, мягкий, но в тоне явно сквозят наставительность и властность.
— Лучше держись от нас подальше! Вечно ты суетишься, не даешь нам заниматься делом.
— Не хочется мне, чтобы вы попали в неприятности, и только.
— На деле от тебя одна докука. Мы иной раз мечтаем, чтобы ты опять отправился в какое-нибудь долгое путешествие.
Линней — исполин, в котором гномы вершат свою безмолвную работу.
Вновь и вновь сменяют друг друга.
Линней все дольше остается у себя в комнатах, не выходит в сад. По утрам спит долго, не хочет, чтобы его тревожили.
Нынче утром Лёвберг и Бруберг все-таки решаются его потревожить. Стучат в дверь. Хотят сообщить, что пришел Шёберг, студент из Рослагена, тот, с диковинными цветами. Вот и нынче явился с большой коробкой. Можно ему войти? Вдруг это скрасит Линнею однообразную жизнь?
Линней отвечает, что не желает видеть студента, пусть его оставят в покое.
Постоянная рвота, приступы кашля, вязкая мокрота, бесконечные пароксизмы, жуткая испарина. Сильное беспокойство, учащенный пульс, десны страшно кровоточат.
Линней:
— Вероятно, нам еще неведомо огромное количество животных, таких мелких, что наши глаза их не различают.
Бруберг приходит к Линнею с жалобами на работника — молодого Хёрнера, сына часовщика.
— Я сажаю, — говорит Бруберг, — а он крадет и прячет. Дам ему горшок на хранение, так непременно загубит или продаст. Adonis capensis пропал без следа. Potentilla rupestris тоже. Спрошу, так он твердит: сгнили. Где Magnolia? Куда девалась Bocconial А запрещу сажать — он сажает. Самшит пересадил при мне. Antholysaсерасеа высадил в нескольких местах против моей воли.
Это не какая-нибудь история, которую рассказывают задним числом, раньше такого не случалось, он не оглядывается назад, не вспоминает, нет, все происходит сейчас, сию минуту, и может выпасть из времени. Хёрнер подходит к нему, поднимает его двумя пальцами и кладет в крышку от часов.
Подле него баланс, пружинная коробка и улитка-барабан. Ежеминутно передвигаются шарики, скользят по изогнутой траектории. Деревянный блок уводит вниз наклонную планку, затем переворачивается и идет вверх, потом вниз и снова вверх, без конца. Жуткий грохот.