— Пусть лежит, — возразила Вера Фёдоровна. — Гриша вырастет — посмотрит и всё поймёт — как надо. Я позабочусь об этом.
На грядках выросли сеянцы яблони. Более пяти тысяч! Куда их рассаживать? В огороде места уже нет.
В четырёх верстах от села была бросовая земля. Там, как верблюжьи горбы, торчали кочки да росла жёсткая пикулька с крупными фиолетовыми цветами. Листья острые, как ножи. Коровы не ели, кони — тоже. Даже свиньи не хотели рыть землю, — корни горькие. Никакого толку от пикульки не было.
Дорогин стал просить две десятины этой земли. Шуму на сходке было, как весной в роще у грачей. Больше всех вопил настоятель староверческой молельни:
— Знаем его бесовские замашки! Рвётся туда, чтобы от людских глаз подальше быть. Там, дескать, что хочу, то и ворочу. У него бабёнка богохульница! Её за политику пригнали. Что они будут вытворять? Выдумщики, язви их!
— Станут тучи отворачивать, чтобы яблоки дозаривать! Засуха задушит нас. Хлебушко выгорит!.. — кричали его приспешники, размахивая кулаками.
Один из соседей, красноносый старик посоветовал:
— К целовальнику сходи, неразумный! Да не поскупись…
Трофим отправился в монополку. Три смекалистых мужика вызвались помочь ему.
Сходка утихла. Сельчане расселись по брёвнам, что лежали по обе стороны крыльца. Староста, повеселев, послал десятских собирать стаканы. Писарь, облизывая губы, склонился над бумагой и торопливо заскрипел пером.
Рьяные помощники вернулись первыми, принесли по три четверти водки, столько же — целовальник, сам Дорогин— больше всех.
— Ставлю обществу четыре ведра! — объявил громогласно, разжигая весёлый шумок. — Угощайтесь на здоровье!..
В тот же год он расчистил от пикульки поляну на берегу реки и заложил новый сад. Кроме мичуринской яблони Ермак, посадил первые ранетки. Там же разместил все пять тысяч сеянцев. Но зима оказалась безжалостной: к весне их осталось двести, а ещё через год — двадцать. Из этих, достаточно выносливых, деревьев Трофим выбрал семь — те, что принесли, хотя и мелкие, но довольно вкусные яблочки.
Нелады усугублялись. Однажды урядник прогнал его с базара.
— Батюшке не поклонился! Не дал освятить! — кричал блюститель порядка. — Убирай свою погань!
— Кланяться не привык: у меня спина прямая. Таким мать родила! — с достоинством ответил садовод. — Святить? А что они от этого слаще будут, что ли? Вон огурцы тоже не святили:
— Сравнил! Дуралей! — безнадёжно покачал головой урядник. — Огурцом никто Еву не соблазнял. От него не было греха. Спроси у батюшки. А сейчас — долой! Долой!
Через несколько дней в сад приехал священник. Он был навеселе и разговор начал добродушно:
— Рай у тебя здесь. Воистину рай! С божьего соизволенья всё взросло. Тако, чадо моё, тако! Не взирай на пастыря студёными очами…
— Уж какие есть, такими и гляжу, — ответил строптивый садовод и насторожился: «Чего ему надо?»
Оказалось, что архиерей из газеты узнал: в Глядене выращены яблоки! И вот потребовал доставить к трапезе. Побольше! Самых сладких!
— Они ведь у меня негодные… Несвячённые! Урядник на базаре кричал, чтобы я свиньям скормил. Как же теперь быть? — Дорогин прищурил глаза. — Вдруг у архиерея-то брюхо заболит? Беда нам!
— Смири гордыню! — заговорил гость тоном проповедника. Гони от себя бесовские помыслы. И господь бог поможет тебе вырастить ещё краше…
— Я помощи не прошу. Обойдусь, однако, своим умом. Только бы он, бог-то, не мешал. Зачем морозами губит? Скажи там архиерею…
— Не богохольствуй! Не слушай своей ночной кукушки! А то ребят не буду крестить. Куда вы с ними?.. О вас пекусь! Вспомни, заблудший, — святые венцы на наши главы я надел, таинство бракосочетания совершил…
Эго напоминание тронуло сердце, смягчило голос.
— Из-за урядника я так… — молвил Дорогин и с корзиной в руках пошёл собирать яблоки.
Вокруг сада Трофим выкопал канаву и посадил тополи в два ряда. Защита только от ветров. А озорникам не помеха. В сумерки они слетались, как журавли на горох. Садовод спускал с цепи собаку, стрелял из дробовика в воздух, ничто не помогало. Каждое утро находил отломленные ветки.
Односельчанам настойчиво советовал садить яблони у себя в огородах. Ему отвечали, что дело это непривычное и что им «некогда заниматься баловством».
Набеги продолжались. Трофим затаивался под деревьями, но долгое время не мог никого поймать.
В одну из лунных ночей заметил воришку. Взобравшись высоко на дерево, мальчуган срывал яблоки, ещё не зрелые, жёсткие, и складывал в приподнятый подол холстяной рубахи. Уж этот-то не уйдёт!