Вот старая лесная полоса. Кроны тополей давно сомкнулись, а нижние сучья переплелись и превратились в непролазную чащу, изломанную сугробами. Если полосу оставить такой, то зимой её опять всю забьёт снегом, сугроб окончательно поломает клёны, покалечит кустарники, а в двадцати пяти метрах будет чернеть голая земля. Осенью надо обрезать лишние сучья, сделать полосу ажурной, продуваемой, и тогда снег ляжет ровным толстым слоем на всю клетку поля.
— Знаю, — буркнула Капитолина. — Это надо было сделать ещё в прошлом году.
— Не хватило сил.
— В крайности — весной.
— А весной…
— Можешь не объяснять. — И Капа расхохоталась. — Весну проженихался! Что, не мог ты, как все добрые люди, зимой свадьбу справить?.. Не говори, не говори. Всё равно запишу — твоя недоделка.
Осмотрев все лесные полосы, они возвращались в сад. Теперь Капа сидела рядом с Васей и продолжала, вперемежку со смехом, сыпать упрёки:
— Вольготничал много. От работы за бабину юбку прятался. Специально, чтобы на меня да на Тыдыева навалить побольше…
— Он будет на зарплате…
— А тебе что за дело до его зарплаты?
— Неловко за человека. В колхоз и — на зарплату. Вроде сознательный, а… с такими пережитками.
— А ты с какими? Или у тебя — одни недожитки?.. Другие парни женятся — баб в колхоз привозят, а ты вышел замуж! Ха-ха-ха!.. Молчал бы лучше. Не лез бы с критикой.
Конечно, ему лучше молчать. И Вася до самого сада не проронил ни слова. А там, переходя из квартала в квартал, говорил только о том, что нужно было сделать немедленно. Капа, в тон ему, отвечала коротко:
— Вижу.
Но она не умела сердиться, не любила молчать и вскоре спросила — долго ли он будет ходить букой. На её характер — лучше критика, чем молчание. И Вася снова разговорился. Он советовал выкорчевать старые деревья, отжившие свой век, и посадить новые.
— Обязательно новые сорта, — подчеркнул он. — Саженцы возьмите у нас…
— Уже — у вас?! — усмехнулась Капа.
— У Трофима Тимофеевича, — поправился Вася.
— Быстро ты всеми думками перебазировался туда!
Как же, ведь…
Бабкин не дал договорить что-то ехидное. Он предупредил, что осенью сам доставит саженцы новых сортов Дорогина.
— Ладно уж, приготовлю землю. Мне Петренко тоже обещал самолучшие сорта. А Тыдыев привезёт виноградные отводки. Ой. какой у него виноград! Ты бы съездил, Василий, поглядел. Чёрный, розовый — всякий! Один сорт он назвал по-своему — Эркелен. Это по-нашему будет — Нежный. Мне очень глянется это имя. Ягоды сладкие. Такие золотистые, как солнцем налитые! Пойдём, посмотрим, где у нас будет виноградник…
Капитолина продолжала рассказывать об успехах мужа: в прошлом году уже было собрано полтонны винограда, а нынче уродится ещё больше!..
Вот и весь сад. Остаётся только селекционный участок крыжовника. Вася стал грустным и медлительным.
— Эх. бригадир, бригадир! — притворно вздохнула Капитолина. — Бывший бригадир!..
Вася вздрогнул. Вот сейчас спутница упрекнёт: «Уходишь из такого колхоза! И куда? В отсталый!..» И он метнул на неё насторожённый взгляд:
— Ну, чего ещё?..
— Так, ничего… Давеча помешал, теперь скажу. Поговорка есть: «Силен хмель, сильнее хмеля сон, сильнее сна молодая жена». Про тебя! Ха-ха-ха…
— Тебе надо радоваться, что я уезжаю, — остаёшься хозяйкой в саду.
— А я всем довольная!
Они вышли на главную аллею. Вася собирался заговорить о сеянцах крыжовника, но Капа опередила его:
— Мне сегодня Павел Прохорович рассказывал, что на тех, на твоих заветных, на отцовских, кустах нынче — первые ягоды.
— Да, да! И я прошу…
— Не сомневайся. Буду всё о них записывать. О каждом кусте отдельно.
— Когда созреют ягоды — дай мне знать. Звонить к нам просто: Гляден, квартира Дорогина.
Посыпался тихий дождик. Пришлось повернуть к бригадному дому.
«Отцовский», — подумал Вася о крыжовнике. — Так и назовём лучший куст. Может, в сорт пойдёт».
Он попросил вырастить отводки. Это хорошо, когда новинки испытываются одновременно в нескольких местах, на разных почвах.
На сердце стало спокойно, и Вася, прощаясь, пожелал с охотничьим задором:
— Ни пуха тебе, ни пера!
— Пошёл к черту! — дурашливо прикрикнула Капа. — Ха-ха-ха… Теперь, по приметам, всё будет хорошо!