А мне было нечего сказать.
В голове звенела пустота.
Я совершенно растерялась, потому что привычный мир только что обрушился.
Дверь в комнату с громким стуком распахнулась, и мы поспешно вскочили и отступили друг от друга на благопристойное расстояние. Стоявший на пороге крепкий, коренастый Лотар обжег нас яростным взглядом. Он выглядел взбешенным до крайности и, кажется, не догадался о том, что только что произошло между мной и Хальфданом.
– Безмозглый мальчишка! – воскликнул он, обвиняюще наставляя на сына указательный палец. Его длинная, светлая с проседью борода, украшенная многочисленными металлическими колечками, тряслась от гнева. – Ты можешь мне объяснить, как работа твоей матери вдруг оказалась в руках одной из Весталок Тумана?!
Глава 9
Верлен
Раздраженно вздохнув, я перевернул последнюю хрупкую страницу и закрыл книгу в ветхом кожаном переплете, которую только что прочел. Затем положил старинный томик на стол из красного мрамора рядом со стопой других книг – я рассчитывал изучить их до конца дня.
– Не унывай, Верлен, – тихо прошелестела мать, не поднимая глаз от вышивки. Она сидела в большом кресле напротив меня.
Справедливое замечание, и все же я не мог сдержать раздражение. Когда одиночество становилось совсем уж невыносимо, я неизменно вызывал мать. Это настолько вошло у меня в привычку, что порой я делал это машинально, даже не задумываясь…
– Эти реликты совершенно бессвязны, – пожаловался я, потер лоб ладонью и уперся локтем в мягкое, обтянутое бархатом сиденье кресла. – Заумные разглагольствования старых дураков. Как подобный мир вообще мог существовать? Где на протяжении всех этих столетий были боги – настоящие, а не те абстрактные химеры, имена которых так часто здесь упоминаются? Почему имена богов, входящих в Пантеон, появляются лишь в древних причудливых легендах? Полная бессмыслица…
– Здесь собраны все знания человечества… Я была бы так счастлива, если бы при жизни имела доступ ко всем этим сокровищам. Не стоит недооценивать пользу знаний, твой разум нуждается в этой пище.
В отличие от моих братьев и сестер – а также всех остальных богов Империи – я появился на свет, не обладая врожденным всеведением. Мне приходилось учиться без передышки, чтобы иметь возможность когда-нибудь хотя бы попытаться поме́риться интеллектом даже с самым тупым из богов. Оставалась всего одна проблема: лишь человеческие знания фиксировались в письменной форме, а получить божественную мудрость не так-то просто, ведь ею боги наделены от природы.
– Ну надо же! Мне мерещится, или мой сын действительно начал разговаривать с самим собой?
Я резко вскочил и обернулся: передо мной возвышался неслышно вошедший в библиотеку Орион.
– Отец… нет… я… – забормотал я, стыдясь того, что меня застали врасплох. Потом нехотя признал: – Возможно, так и есть.
Я бросил быстрый взгляд на мать и мысленно приказал ей исчезнуть. Она поджала губы, помедлила мгновение, раздосадованная тем, что я заставляю ее уйти. Потом, повинуясь моему безмолвному толчку, ее образ померк и полностью развеялся.
Отец проследил за моим взглядом, он несколько секунд вглядывался в пустое кресло, затем озадаченно сдвинул брови.
– Очевидно, тебе нужен отдых, – проговорил он своим низким глубоким голосом. – В последнее время ты слишком загоняешь себя, ты ведь это знаешь, не так ли? Ты изнуряешь себя, задаваясь неправильными вопросами, хотя все ответы, что ты ищешь, уже находятся в тебе, спрятаны в самой изначальной части твоего сознания. Когда же ты это поймешь?
Я не смог сдержаться, наверняка на моем лице проступила растерянность. Я чувствовал огорчение пополам со злостью, потому что так и не смог оправдать отцовские ожидания.
Отец по-прежнему полагал, будто я наделен теми же необыкновенными способностями, что и десять его старших детей, в то время как сам я болезненно осознавал свою ограниченность, обусловленную слабостью человеческой природы – как ни крути, она составляла половину моего существа.
Отец подошел и наклонился ко мне, нависнув надо мной всей своей внушительной фигурой; его длинные, отливающие серебром волосы струились по плечам, словно шелковые нити. Величественные крылья цвета перламутра были сложены у него за спиной, золотистые глаза пристально меня изучали. На миг золотые прожилки на его белом, словно высеченном из мрамора лице заискрились сильнее. Отец протянул ко мне руку, потом пошевелил большими пальцами, оканчивающимися золотыми когтями, плавно указал вверх и уже в который раз произнес: