В деревню мы пришли на закате и, пока пировали, на горы опустился плотный саван тьмы. Со всех сторон над селением угрожающе нависли островерхие скалы, пронзающие звездное небо - жалкая кучка неуклюжих мазанок потерялась, утонула в необъятности ночи. Охваченная щемящим чувством заброшенности и беззащитности, Гудрун тесно прижалась ко мне, уткнувшись острым плечом в мышцы груди. Мне же был неведом страх, как прежде, так и теперь, - ведь под рукой у меня был верный боевой топор!
Приземистые коричневокожие люди, рассевшиеся на корточках рядом с нами, пытались объяснить что-то с помощью жестов, странных невразумительных движений тоненьких своих ручек. Да, им, привыкшим к оседлой жизни в относительной безопасности, явно недоставало неукротимой силы и богатырской стати, свойственных кочевникам-эйзирам. Руки порхали в свете костра словно диковинные птицы.
Я постарался дать им понять, что мы пришли с севера, перевалив через исполинский гребень горной цепи, и наутро намереваемся двинуться на юг, в зеленые долины, замеченные накануне с высоты горных пиков. Уразумев в конце концов, что я имел в виду, они подняли неописуемый гвалт, принялись неистово мотать головами, бешено заколотили в барабаны. Дружно принявшись совершенно одинаково взмахивать руками, они из кожи вон лезли, стараясь втолковать мне нечто, но скорее запутали, нежели просветили меня. Я понял только, что они по какой-то причине не хотят, чтобы мы спускались с гор в том направлении - очевидно, к югу от деревни таилась неведомая опасность, но был ли то человек или зверь, я так и не смог для себя уяснить.
Тогда-то все и случилось. Пока мое внимание было полностью занято их гримасами и суматошной жестикуляцией... Вдруг сверху обрушился резкий порыв ветра, послышалось хлопанье крыльев, - вскинув голову, я успел заметить метнувшуюся из ночи огромную черную тень и получил сокрушительный удар по черепу, который сшиб меня с ног. Как сквозь толстый слой ваты послышался испуганный крик Гудрун, оторванной от моей груди. Молниеносно вскочив, готовый сражаться и убивать, я увидел лишь исчезающую во тьме крылатую тень, в лапах которой корчилась, извивалась, истошно крича, маленькая белая фигурка.
Взревев от горя и бешенства я подхватил топор и ринулся следом в непроглядную ночь, но вскоре вынужден был прекратить преследование, не зная, куда бежать, и, дрожащий от отчаяния и гнева, вернуться в деревню. Ее маленькие бурокожие жители, в момент нападения сыпанувшие по домам, вопя и разбрасывая ногами уголья костров, постепенно стали выползать оттуда, чуть живые от собственного страха, скуля, как побитые собаки. Они обступили меня, робко касаясь руками и щебеча на своем странном языке, а я проклинал свою неспособность их понять. Чуть успокоившись, они отвели меня обратно к костру, у которого мы пировали - там уже ожидал старейшина племени, приготовив кусок выделанной кожи, чернила и отточенную тростинку. Он принялся рисовать и изобразил примитивную, но вполне понятную мне картину - крылатую тварь, несущую в лапах белую женщину. Тут все стали указывать на юг и наперебой кричать, так, что закладывало уши. Совершенно очевидно, они пытались сказать, что крылатый похититель и есть та опасность, о которой меня заранее предупреждали. И если до той минуты я думал, что это был один из гигантских горных кондоров, то теперь все сомнения отпали сами собой - на рисунке старика - несмотря на явное неумение художника, ошибиться было невозможно - был изображен человек с крыльями.
Тем временем старейшина неторопливо и тщательно взялся что-то вычерчивать на поверхности кожаного лоскута. "Карта." - в конце концов догадался я. Это заняло у него довольно много времени, и уже минула полночь, когда он закончил, а я разобрался в его безыскусной схеме. Выходило, что для того, чтобы попасть к месту где обитает летучий монстр, мне следует, дойдя до конца лощины, где располагалась деревня, двигаться строго на юг через плоскогорье и череду скал в еще одну долину. В конечном пункте моего назначения этот горе-художник изобразил какой-то несуразный дом в окружении множества красных пятнышек. Тыча сухим пальцем то на рисунок, то на меня, он прокричал слова, которые я уже слышал прежде, - на языке этого народа они обозначали опасность.
Долго пытались они уговорить меня остаться, но я был непреклонен и полон решимости освободить свою женщину и покарать вора - взял импровизированную карту, мешок с провизией, который селяне буквально сунули мне в руки (они и в самом деле были весьма необычным народом для своего времени), топор и окунулся в безлунную темь ночи. Темнота не смущала меня, ибо глаза мои были куда более остры, чем может даже представить современный ум, а чувство направления развито не хуже, чем у волка. Единожды увиденная карта навсегда отпечаталась в моем мозгу, я мог бы запросто выбросить ее прочь и безошибочно добраться до места, которое искал, но на всякий случай свернул ее и заткнул за пояс.
Я шагал на полной скорости в мерцании далеких звезд, целеустремленно и не задумываясь о возможно рыскающих в поисках добычи ночных хищниках, будь то пещерный медведь или саблезубый тигр. Иногда мне слышалось шуршание гальки под тяжелой мягкой лапой, вспыхивали во тьме злобные желтые глаза, крались в отдалении смутные тени. Но я был слишком возбужден, чтобы опасаться какого-то там заступившего дорогу зверья.
Я пересек долину, вскарабкался по крутому склону и оказался на просторном плоскогорье, изрезанном ущельями и усыпанном громадными каменными глыбами. Я пересек и его, и в предрассветной мгле начал спуск по обманчиво пологим склонам, кажущимся бесконечными, - их подножие терялось во тьме. И все же я двинулся вниз, не медля ни секунды и не воспользовавшись своей веревкой из сыромятной кожи, которую нес за плечами, доверяясь полностью своей удаче и умению, - они должны довести меня до цели без свернутой шеи.
Рассвет едва тронул вершины розоватым румянцем, а я уже спустился в низину, запертую между величественных скальных стен, - я находился словно в основании огромного треугольника, боковые грани которого, вытянутые с востока и запада, сходились вместе на юге. Деревья в долине стояли редкие и чахлые, кустарника и вовсе не было, лишь ковер густой высокой травы, которая для этого времени года была необычно сухой. И по этому ковру бродили исполины-мамонты, мохнатые живые горы плоти и мышц.
Я обошел их стадо, сделав большой крюк: стоило ли тревожить этих гигантов, таких могучих и уверенных в собственной силе, не боящихся на Земле никого и ничего, - за исключением одной только вещи... Они все же учуяли мое приближение и угрожающе подняли хоботы, но не напали. Я поспешил вперед, петляя среди деревьев и вскоре достиг вершины "треугольника", где стены скал соединялись... впрочем, нет, между их краями оставалось отверстие шириной в несколько сот футов, за которым тянулось узкое ущелье, выводящее в еще одну долину.