Планирующий монстр испустил громкий ужасающий крик, от которого кровь леденела в жилах, но еще более жутким был ответ на его зов. Судорога просыпающейся жизни прошла по алому ковру у подножия башни. Огромные красные бутоны, трепеща, раскрывались, распрямляли мясистые лепестки на манер змеиных пастей. Стебли, казалось, потянулись кверху, удлиняясь и вибрируя со странным звуком, похожим на шум трещоток на хвосте гремучей змеи. Негромкое - но вполне достаточное для того, чтобы у меня по коже поползли мурашки - шипение разнеслось над долиной. Цветы хлопали пастями, тянулись вверх. И тут крылатый человек с мерзким хохотом выпустил из рук извивающуюся жертву.
С адским криком пропащей души коричневый человечек полетел вниз и рухнул среди цветов. - В ту же секунду они со свистящим шелестом сомкнулись над ним. Толстые гибкие стебли изгибались змеиными шеями, алые лепестки алчно приникали к живой плоти. Сотни соцветий спеленали его, словно щупальца спрута, душа и придавливая к земле, приглушая дикие пронзительные вопли агонизирующего человека. Он мгновенно утонул в шевелящейся шипящей массе чудовищных растений. Те, за пределами досягаемости которых находилась несчастная жертва, неистово раскачивались и извивались, будто желая оторваться от удерживающих их корней и присоединиться к своим собратьям. Со всего поля гигантские красные цветы целеустремленно тянулись к месту, где завершалась страшная битва. Крики становились все глуше, слабее и тише, пока не смолкли совсем. Над садом смерти воцарилась пугающая тишина. Хлопая гигантскими крыльями, черный человек вернулся к башне и скрылся внутри.
Спустя некоторое время цветки один за другим стали отделяться от тела своей жертвы, неподвижного и неестественно белого. Эта белизна была больше, чем обычная бледность смерти, но мертвенный оттенок предельно обескровленной кожи, словно передо мною лежал не человек, а восковое изваяние. Но еще более поразительная метаморфоза произошла с растениями вокруг него: стебли разбухли и налились темно-красным, будто прозрачные побеги бамбука, готовые лопнуть от переполняющей их свежей крови.
Влекомый жадным любопытством, я крадучись скользнул из-под сени деревьев к краю алого поля. Бутоны зашипели и потянулись ко мне, распрямляя лепестки, как нападающая кобра раздувает свой капюшон. Я выбрал самый крупный из них и перерубил стебель одним взмахом топора. Мерзкая тварь свалилась наземь, извиваясь как обезглавленная гадюка. Когда удивительное растение перестало шевелиться, я склонился над ним, желая рассмотреть получше. Вопреки моим догадкам, стебель не был полым внутри на манер бамбукового, - на свежем срезе было хорошо видно, что он весь пронизан сетью нитевидных сосудов, некоторые из которых были пусты, из других сочилась полупрозрачная бесцветная жидкость. Держащиеся на невероятно гибких ответвлениях массивные листья оканчивались шипами, острыми и изогнутыми, как крючья. Вонзись такой шип в плоть, и жертва скорее вырвала бы растение с корнем, чем сбросила его с себя.
Каждый из лепестков был величиной с мою ладонь и толст как отросток опунции [Опунция - род кустарников семейства кактусовых, растущих в пустынях и полупустынях.], а внутренняя его сторона была усыпана крохотными - не более булавочной головки - зевами. В центре цветка, где положено находиться пестику, торчало зазубренное длинное острие, по четырем граням которого шли узкие канальцы.
Я так увлекся своими исследованиями, что лишь некое внутреннее чутье заставило меня поднять голову, - и как паз вовремя, ибо крылатый человек вновь объявился у парапета. Казалось, он не особенно удивился, заметив меня, прокричал что-то на своем гортанном языке и сделал насмешливый жест, увидев, как я весь подобрался и стиснул в руке оружие. Потом повторилась уже знакомая ситуация: он, круто развернувшись, скрылся в башне и тут же вернулся с ношей. Только на сей раз ею была Гудрун. Меня затопили ненависть и гнев, а еще - радость оттого, что моя женщина была жива.
Несмотря на ее ловкость и силу пантеры, черный человек удерживал девушку столь же легко, как незадолго до этого - бурокожего пигмея. Подняв высоко над головой дергающееся тело, он продемонстрировал его мне и выкрикнул какие-то слова с явной издевкой. Гудрун бешено сопротивлялась, золотые волосы хлестали по белоснежным плечам, до меня долетали ее крики ярости и страха, - все тщетно. Женщину эйзиров непросто было сделать покорной даже перед лицом великого ужаса.
Крылатый дьявол дразнил меня, но я стоял неподвижно. Будь от этого польза, я бы, не раздумывая, нырнул в алую адскую трясину, чтобы быть схваченным, наколотым на шипы-крючья и обескровленным этими чертовыми цветами. Но так я не спасу ее, - моя смерть только лишит Гудрун единственного защитника и последней надежды. Поэтому я, скрепя сердце, смотрел, как она корчится и бьется в руках монстра, и смех черного человека вздымал могучие валы безумия в моей голове. Вдруг он сделал движение, будто собираясь швырнуть ее вниз, и я едва не утратил контроль над собой, рванувшись к кромке адского сада. Но то был просто обманный жест, и он тут же утащил ее обратно в башню, потом вернулся к парапету, лег на него грудью и уставился на меня. Он явно забавлялся, играя с нами, как кот играет с мышью прежде, чем убить ее.
Я повернулся и направился к лесу, постоянно чувствуя на себе его взгляд. Пусть я, Хунвульф, был далеко не мыслитель в том смысле, как это понимают современные люди, и куда увереннее действовал топором, чем собственным интеллектом, однако не являлся и тупым скотом, каковым, вероятно, считал меня проклятый выродок. Моему мозгу не раз случалось помогать могучему телу в борьбе за жизнь и пищу, и теперь он напряженно работал.
Я понимал - мне не преодолеть смертоносное алое кольцо, опоясывающее башню. Прежде чем я успею сделать полдюжины шагов, десятки шипов вонзятся в мое тело и жадные пасти высосут все мои соки, утоляя свою чудовищную жажду. Тут будет бесполезна вся моя мощь.
Крылатый человек не преследовал меня, - оглянувшись, я увидел его, восседающего на том же месте, не меняя позы. Я, Джеймс Эллисон, снова и снова грезящий приключениями Хунвульфа, навсегда запомню эту картину отвратительная горгулья с упертыми в зубчатый парапет, средневековый монстр, восседающий на бастионах Ада...