— Совсем на него не похоже!
Франкленд поднялся:
— Если вы упорно не хотите верить мне на слово, вот вам доказательство.
Он вставил кассету в портативный магнитофон и нажал на клавишу перемотки.
— Мы записали многое из того, что говорил ваш сын во время галлюцинаций. Я продемонстрирую фрагмент самой первой записи, которую мы сделали, когда только его доставили сюда. Вы же знаете, он потерял сознание, ожидая в Институте приема у мистера Хауэлса, своего босса. По непонятным пока для нас причинам он вообразил, будто наш великий Глава государства — генерал Перегрин Болт — ввел пагубный для страны режим. Затем генерал Болт сменился в его сознании адмиралом Глисоном — человеком, по отношению к которому его неприязнь хотя бы отчасти понятна. Но в момент записи наш пациент находился в более или менее удовлетворительном состоянии. Правда, подавая отчет в Институт, он почему-то был уверен, что его патрон Хауэлс — некий человек по имени Франклин. Кстати, это попросту искажение моей фамилии — Франкленд… Пациента первым делом доставили ко мне. Имя Хауэлса тоже часто мелькало в его бессвязных речах, и опять-таки в слегка искаженной форме. Его якобы носил некий капитан — видимо, образ из его казарменных галлюцинаций. Да что там, слушайте сами.
Франкленд нажал кнопку, и раздался неясный шум и голоса:
— Он все равно не понимает ни слова из того, что ты говоришь.
— Он думает, будто находится совсем в другом месте… Может, даже в другом времени.
— Ну разве он не законченный тип кровосмесителя?
Раздался слегка приглушенный голос Буша:
— Ну и где же, по-вашему, я нахожусь?
— Тсс!
— Тише, не то разбудите всю палату!
— У вас — аномия и галлюцинации, как у многих других ваших сотоварищей по Странствиям.
— Но ведь окно раскрыто, — отозвался Буш — как будто эта фраза все объясняла. — Так где же мы, в конце концов?
— В Карфильдской психиатрической больнице.
— Мы давно за вами наблюдаем.
— Ведь у вас — такой типичный случай… просто клад для нашей практики!
— Ну вы даете! — послышался снова голос Буша, и Франкленд выключил магнитофон.
— Печально, очень печально, мистер Буш. В тот момент ваш сын воображал, что находится в армейском бараке; но это было только начало. Он с каждым днем все больше отдаляется от реальности, а временами становится просто опасен. На днях чуть не прикончил моего ассистента с металлическим костылем. Пришлось на время поместить его в изолятор…
И тут Джеймс заорал во весь голос, прервав постную тираду Франкленда:
— Тед — все, что у меня осталось! Он не святой, конечно, но он всегда был порядочным человеком и уж точно не способен на насилие! Он бы никогда…
— Сочувствую, очень сочувствую. Конечно, мы делаем все возможное…
— Бедный Тед! Дайте мне взглянуть на него хоть одним глазком!
— Вряд ли это пойдет ему на пользу, — ведь он думает, что вы умерли.
— Как?!
— А так. Он вообразил, что связался с военными и те взялись поставлять вам виски под странным названием «Черный Тушкан», которым вы и упились до смерти. То есть, он косвенно убил вас (так он считает), а вину свалил на других.
Джеймс схватился за голову.
— Аномия… и слово-то какое чудное. Я ничего, совсем ничего не понимаю! Такой милый мальчик, замечательный художник…
— Да, такое часто случается с людьми подобного сорта. — Франкленд демонстративно посмотрел на часы. — По правде говоря, мы надеемся, что терапия с помощью искусства должна ему помочь. Искусство постоянно фигурирует в его галлюцинациях. Вы сказали, что ваш сын — не святой, но он, мягко говоря, религиозен. Постоянные поиски совершенства, порывы избавить человечество от горестей… А уже находясь в изоляции, он пытался создать модель идеальной семьи, в которой смог бы наконец обрести мир и покой. У нас есть записи того периода. В своей гипотетической семье ваш сын играет роль отца — тем самым узурпировав ваше право. Отец этот, по-видимому, представляется ему безработным шахтером. А санитаров и сиделок он одарил остальными ролями.
— И что же произошло?
— Ему не удалось долго поддерживать иллюзию мира в своей искусственной семье. Больной воспаленный мозг требовал крайностей: быть либо охотником, либо добычей, а то — убийцей или его жертвой. Семейная гармония была разрушена первым же яростным приступом ненависти к самому себе: он символически покончил с собой. А следствием мнимого самоубийства была идея возвращения во чрево матери — обычная для всех потенциальных кровосмесителей. Теперь он никого не хочет видеть… Вы сами напросились на эти объяснения, мистер Буш.