Алейт бросилась к девушке, но было слишком поздно: она не дышала.
12
На следующий день, явившись на работу, я нервничал и не испытывал ни малейшего желания разговаривать со своими подчиненными. Сам же первый готов признать, что в таком расположении духа я невыносим: замыкаюсь в себе и посылаю весь мир к черту. И это из-за вчерашнего вечера.
Я ожидал любого приема со стороны Лоры Кисс, но она поступила наихудшим образом: повела себя так, словно меня вообще нет. Вернувшись домой, я долго думал, но не нашел достойного объяснения ее реакции. Хотел было позвонить Бренде или Арабелле, чтобы развеяться. Но потом отказался от этой затеи — было уже слишком поздно. Сон не шел, и я взялся за следующую главу об Алейт ван дер Меервенне. Я испытывал странное родство с ней, хотя, узнав о смерти ее несчастной компаньонки, был несколько разочарован.
В участке царило необычное оживление. Николз с головой ушел в работу, другие тоже, казалось, были очень заняты, и только Ребекка не показывалась. Я отсиживался у себя, и тут она объявилась.
Выглядела Ребекка ненамного лучше меня. Синяки под глазами, лицо усталое — явно просидела всю ночь за компьютером.
— Какие-нибудь новости? — спросил я неохотно.
— Мы с Тау договорились о встрече.
Ее тон меня взбесил. Она была похожа на девочку-подростка, которая собирается на первое свидание.
— Когда?
— Сегодня днем.
— Вижу, вы не теряете времени, — заметил я язвительно. — Вы уже предупредили Николза, чтобы он все подготовил в пабе?
Ребекка смущенно кашлянула.
— Есть одна проблема, сэр.
— Какая? — спросил я решительно, намереваясь пресечь любые попытки осложнить мне жизнь.
— Тау назначил мне встречу в другом месте.
— Что вы такое говорите? — взорвался я. — Вы отлично знали, что мы выбрали.
— Тау об этом и слышать не хотел. Он сказал, что встретится со мной только в кафе при Национальной галерее.
— И вы согласились?
— У меня не оставалось выбора, сэр.
— Нет, оставалось! — прорычал я. — Достаточно было сказать, что вы подумаете, а потом посоветоваться со мной. Вы разве забыли, что здесь решения принимаю я? А вы должны их выполнять.
Взгляд Ребекки стал ледяным.
— Если бы я сразу же не дала ответ, мы бы уже ничего не смогли сделать. Тау сказал: «Соглашайся или уходи». Учитывая, как много поставлено на кон, я сочла необходимым принять его предложение.
— Мне наплевать на ультиматум Тау. Вы превысили свои полномочия, сержант Уэнстон.
Я вел себя как последний ублюдок и сукин сын. Ребекка правильно сделала, что согласилась. Тау был для нас слишком важен, нельзя было его упускать. Но искушение вылить свой гнев на напарницу оказалось слишком велико.
Кабинет погрузился в молчание. Ребекка смотрела в пол, а я смотрел на нее, чтобы насладиться тем, как она сдастся и признает свою вину.
Действительно, она подняла на меня глаза и проговорила:
— Так, значит, мне не идти к трем часам в кафе Национальной галереи? Этого вы хотите?
Мы долго сверлили друг друга взглядами. В глазах Ребекки кипела ненависть. Да уж, прощения она у меня не попросит даже под пытками.
Я медленно поднялся, прошелся вокруг письменного стола и остановился перед Ребеккой. Она инстинктивно отпрянула.
Я как-то читал, что в Америке XVII века жених и невеста квакеры разговаривали друг с другом через полую деревянную трубку, сидя на диванах, стоявших в разных концах гостиной. Если бы я предложил такой способ общения Ребекке, впервые за всю историю наших отношений она приняла бы мое предложение с радостью.
— Сержант Уэнстон, — сказал я, подходя к ней ближе, — я хочу только распутать это дело как можно скорее. И для этого мне нужно ваше сотрудничество.
— Я к вашим услугам, сэр.
Я решил больше не зверствовать. Мне нравилось шпынять Ребекку, но я всегда точно знал, когда нужно остановиться.
— Отправляйтесь к Николзу и помогите ему разработать новый план. Может, в кафе музея камеру даже проще спрятать, чем в пабе, У всех туристов сейчас есть камеры. — Я взглянул на часы. — Уже одиннадцать. У нас осталось мало времени.
Ребекка вышла, не сказав ни слова. Я чувствовал себя немного виноватым за то, что так с ней обошелся. Она ведь хорошо поработала. В моем столе лежала последняя из приготовленных ею бумаг, озаглавленная «Френгер и триптих „Сад земных наслаждений“».
«Hieronymus Bosch: Das Tausandjahrige Reich» («Тысячелетнее царство по Иерониму Босху»), сочинение немца Вильгельма Френгера, было опубликовано в 1947 году, и вскоре поднялась шумиха из-за его оригинальной трактовки творчества голландского художника.