Ученый приводил многочисленные примеры в поддержку своей гипотезы. Два из них доказывали наличие связи между материалами, найденными в компьютере Хасельхоффа, и «Тысячелетним царством по Иерониму Босху».
Во-первых, фраза «Умри и стань, брат» в одном из полученных Хасельхоффом шифрованных писем. Согласно Френгеру, эта таинственная цитата из Библии является духовной осью триптиха. В ней раскрывается эротическая загадка «Тысячелетнего царства».
Во-вторых, образцы арфо-лютни из «Музыкального ада» и странного растения-шара, в котором сидела влюбленная пара на полотне «Сад земных наслаждений». По мнению Френгера, это умелые и утонченные интерпретации библейской строчки «Et erunt duo in carne una». «Ни один художник, — писал ученый, — не мог бы создать по этому фрагменту Библии два столь различных образа». Насколько я понял из ученых рассуждений, следовавших дальше, арфо-лютня символизировала гармонию как брак между звуками: арфа олицетворяла мужчину, лютня — женщину, соединенных в радостном дуэте. Именно так: «Et erunt duo in carne una»..
Чтобы пояснить эту идею, Френгер цитирует Метхильд Магдебургскую, средневековую бегинку, которой интересовался, между прочим, и Ян Хасельхофф. По ее мысли, только подавив сексуальные инстинкты, тело становится крылатым, словно у танцовщика, сознание — прозрачным, а душа — музыкальной. Таким образом достигается гармония, и к ней человек может прийти только через Эрос и Музыку.
А вот гибридное растение — алхимический символ. Любовники в ампуле, совокупляясь, воплощают алхимическое соединение ртути и серы. А также повторяют божественный акт творения. Тело и душа, материя и дух, Вселенная и Бог становятся единым целым, и снова рождается совершенный человек, воплощающий Бога.
В этом лабиринте странных идей можно было заблудиться. Насколько я понял, при помощи теологии, сдобренной эзотеризмом, делалась попытка найти мистическое оправдание эротике. Я еще больше убедился в своем выводе, когда прочел абзацы, касающиеся ars amandi адамитов.
Кантор, ученик, представший перед процессом в Камбрэ в 1411 году, открыл своим судьям, что адамиты практикуют тайный способ соития. Френгер, почти все свое исследование построивший на глубинном смысле эротики адамитов, к сожалению, так и не объяснил, в чем заключался знаменитый «modus specialis»[13] Кантора. Ученый ограничился заявлением о том, что этот способ «разрешен католической теологией и моралью под названием „coitus reservatus“», и его использование допустимо в священном институте брака.
Coitus reservatus? Никогда о таком не слышал. А мне казалось, я знаю о сексе все. Надо попросить Ребекку навести справки. Ей так нравится корчить из себя святошу в моем присутствии — ну что ж, посмотрим, как она выйдет из этого положения.
Однако если coitus reservatus допускается католической моралью, значит, это не грех. Да и в рукописи, в эпизоде, описывающем оргию в доме Великого Магистра, не было ни слова ни о каком «modus specialis» секса.
Френгер добавлял, что вплоть до XIX века coitus reservatus практиковался сектой фамилистов, или перфекционистов, и что в прессе часто возникали споры между экспертами в области социологии, евгеники и медицины по поводу этой «техники ласк».
Так вот оно что! Я ухмыльнулся. Теперь ясно, что это за coitus reservatus. А потом я сообразил, что рассуждаю с точки зрения человека XXI века, которому и в голову не придет, что сексом можно заниматься исключительно с целью продолжения рода. Во времена Кантора и Великого Магистра Братства Свободного Духа пары, совокупляясь, исполняли долг. Никаких предварительных ласк, эротических техник и, что хуже всего, никакого орального секса. Публичные дома — это, конечно, отдельная история.
Вот почему невинное и даже банальное ars amandi адамитов вызвало такой скандал. Френгер, опубликовавший свое исследование в 1947 году, тоже не слишком откровенничал, потому что и в его времена о некоторых вещах было не принято говорить открыто.
Я возблагодарил небеса за то, что родился в наш век. Окажись я в пятнадцатом столетии, меня бы, без сомнения, сожгли живьем на костре.
Пришла Ребекка с новостью, которая меня обеспокоила. Агент, следивший за Ханком Хасельхоффом, только что сообщил: голландский антиквар направляется в Суссекс.
— Скорее всего он едет к Торки. — Ребекка посмотрела мне в глаза. Кажется, наша недавняя перебранка была забыта.
У Ребекки много недостатков, но зла она не помнит. Когда я ее дразню, ее обычное презрение превращается в лютую ненависть, но это быстро проходит.
— Проверьте его телефонные разговоры, — распорядился я.
— А зачем ему ехать к Торки?