– Пусть правительства в Заливе знают, – добавил он, – что если они не дадут мне денег, я знаю, как их получить другим способом.
Эта скрытая угроза сопровождалась иракскими военными маневрами в нейтральной зоне около кувейтской границы. Сообщение было немедленно передано иорданским монархом в Саудовскую Аравию.
Через два месяца президенту Мубараку представилась еще одна возможность из первых уст узнать, как Хусейну нужны деньги. Во время визита в Багдад в начале апреля ему еще раз прочитали мораль о прискорбном уклонении государств Залива от своей панарабской ответственности. На этот раз, однако, Хусейн постарался подчеркнуть более общий характер своей обиды. Отрицая свое желание получить выгоду от «экономических или финансовых возможностей арабских государств», несмотря на «особые экономические обстоятельства в развитии Ирака», он доказывал, что ирано-иракская война могла бы закончиться раньше, а может, и вообще не начаться, если бы страны Залива щедрее поддерживали Ирак. И, иллюстрируя природу такой возможной поддержки, он сказал:
– Для того, чтобы Ирак мог поддерживать свою национальную безопасность, ему требуется, к примеру, 50 пехотных и бронированных дивизий только в наземных силах. Но если бы Ирак был частью общей панарабской системы безопасности, ему, возможно, хватило бы всего 20 дивизий, и стоимость еще тридцати дивизий могла бы использоваться для экономического развития и повышения жизненного уровня иракского народа. С этой точки зрения, Ираку отнюдь не повредило бы, если бы вы ему выделили средства для 5 из этих 30 дивизий – это укрепило бы национальную безопасность и других братских стран.
Принуждение стран Залива к тому, чтобы они списали свои займы и увеличили свои вклады в иракскую казну, было только одним аспектом стратегии Саддама. Другой, и столь же щекотливой, составляющей этой политики было манипулирование мировым нефтяным рынком в пользу финансовых нужд Ирака. Элементарный закон экономики гласит, что чрезмерное предложение ведет к снижению цен, тогда как чрезмерный спрос имеет обратный результат. После войны Ирак (и Иран тоже) потребовал, чтобы другие члены Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) снизили свои квоты, чтобы дать возможность бывшим воюющим увеличить свое собственное производство, не снижая цен.
Это требование совершенно не выполнялось. Более того, вместо того чтобы уменьшить свои нефтяные квоты и освободить место для увеличенного производства Ирака, некоторые члены ОПЕК, особенно Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) продолжали заметно превышать свои квоты, снижая тем самым мировые цены на нефть. Так как Хусейн стремился повышать цену на нефть, не изменяя своих планов по увеличению производства, стала необходимой оперативная корректировка политики Кувейта и ОАЭ.
Во время рабочего визита в Кувейт в феврале 1990 года иракский министр нефтяной промышленности Исам Абдель Рахим аль-Халаби, очевидно, уговаривал своих хозяев придерживаться новой нефтяной квоты, установленной ОПЕК в начале года. Затем он направился в Рияд, чтобы передать личное послание от Саддама Хусейна королю Фахдуму и попросить саудовцев убедить остальные государства в Заливе не превышать своих нефтяных квот. Через три месяца, во время встречи министров стран ОПЕК в Женеве, Халаби снова заговорил о необходимости придерживаться нормы, установленной организацией – 22 миллионов баррелей в день и уговаривал своих коллег поднять цены до 18 долларов за баррель. Заместитель премьер-министра Ирака Таха Ясин Рамадан был гораздо более откровенен, критикуя нарушение квот и сожалея о таких действиях как «подрывающих интересы Ирака».
Если у стран Залива еще оставались какие-то иллюзии относительно глубокого беспокойства Ирака по поводу стабильности нефтяного рынка, то они были полностью развеяны во время обсуждений на встрече глав арабских государств в Багдаде в мае 1990 года. На чрезвычайной закрытой сессии с приехавшими главами государств Хусейн выразил свое недовольство политикой нефтяных государств Залива самым жестким способом.
– Когда цена барреля нефти падает на один доллар, – сказал он, – наши потери достигают 1 миллиарда долларов в год. Разве может арабский народ вытерпеть потерю десятков миллиардов … особенно, когда покупатели на нефтяных рынках согласны платить до 25 долларов за баррель в течение следующих двух лет, как мы узнали от стран Запада, которые являются нашими основными покупателями на рынке?
По мнению Хусейна, ответ на этот вопрос должен был быть безусловно отрицательным. В его глазах нарушение нефтяных квот равнозначно объявлению войны Ираку.
– В войне, – сказал он, – сражаются солдаты, и неисчислимы убытки от взрывов, заговоров и убийств, – но того же самого можно достичь и чисто экономическими средствами. Стало быть, это фактически своего рода война против Ирака.
– Если бы мы могли, – сказал он в заключение, – мы бы вынесли и это. Но я полагаю, что все наши братья ясно понимают ситуацию ... при нынешних обстоятельствах мы больше не в силах выдерживать давления.
Как ни удивительно, на Кувейт и ОАЭ не произвело впечатления столь необычное для Хусейна признание собственной слабости и его последующая скрытая угроза. Сменив министра нефтяной промышленности, дабы умилостивить Саддама, эмир Кувейта не сократил добычи нефти, не аннулировал своих займов и не предоставил Багдаду дополнительных субсидий. Поездка по странам Залива в июне 1990 года доктора Саадуна Хаммади, главного экономического советника Саддама, так же как и несколько жестких предупреждений со стороны иракского нефтяного министра, не заставила Кувейт (а также ОАЭ) сдаться. Даже прямая атака Саддама на эту политику как на «заговор против экономики региона, который идет на пользу Израилю», не достигла заметного эффекта. И только 10 июля, во время координационного заседания министров нефтяной промышленности в Джедде два государства поддались объединенному давлению Саудовской Аравии, Ирана и Ирака и согласились соблюдать свои нефтяные квоты.
Однако эта уступка слишком запоздала. К тому времени Хусейн ожидал от Кувейта гораздо большего. Вероятно, он еще не решил вторгнуться в крошечный эмират, но определенно был настроен добиться существенных субсидий сверх моратория на возвращение военных займов. Меньшее его никак не удовлетворяло, особенно в свете всеобщего международного возмущения, вызванного казнью Фарзада Базофта, журналиста иранского происхождения, работавшего на лондонский еженедельник «Обсервер». Базофт был арестован в сентябре 1989 года в ходе расследования загадочного взрыва на секретном военном комплексе возле Багдада. В марте 1990 года его судили по обвинению в шпионаже и вскоре после этого казнили. Почему Хусейн казнил Базофта и таким образом вызвал серьезный международный конфликт? Скорее всего, Базофт просто оказался еще одной из жертв саддамовской мании преследования. Со времени прекращения огня в войне с Ираном Хусейн избежал нескольких попыток покушения. Первая имела место в ноябре 1988 года и, как говорили, злоумышленники намеревались сбить самолет Хусейна после его государственного визита в Египет. Вторая попытка, очевидно, произошедшая в северном Ираке в конце 1988 или в начале 1989 года, была безжалостно подавлена казнью десятков, если не сотен, офицеров. Эта попытка вселила в Саддама особую тревогу, потому что в ней были замешаны офицеры из Республиканской гвардии, элитного подразделения телохранителей. Третья попытка была предотвращена в сентябре 1989 года, в то время когда иракский лидер был провозглашен новым Навуходоносором на национальном культурном фестивале в Вавилоне. Наконец, в январе 1990 года Хусейна едва не убили армейские офицеры, когда он ехал в своей машине по Багдаду.
Этих инцидентов самих по себе было достаточно, чтобы пробудить тревогу сверхбдительного вождя. Но на фоне краха коммунистических режимов в Восточной Европе их значение было непропорционально преувеличено. Для Запада исторические события в Европе были редким моментом духовного подъема. Для Саддама Хусейна, как и для большинства арабских руководителей, это были крайне тревожные перемены. По его мнению, закат советской власти и распад восточного блока лишал арабский мир традиционных союзников и оставлял арену открытой для американско-израильского «диктата». Не секрет, что падение румынского диктатора Николае Чаушеску, который, как и Хусейн, строил свое правление на смеси страха и самообожествления, было весьма чувствительным для иракского вождя. На самом ли деле он приказал начальникам своих спецслужб изучить видеозаписи свержения Чаушеску, как широко утверждали на Западе, или нет, но, несомненно, это событие его крайне встревожило.