Разбираясь с этой бедой, старпом коменданта принимал убитых горем матерей, вытирал им слёзы, заказывал молебны в «Пьяной церкви», таскал и отправлял гробы, надрывая спину и сердце. Навзрыд плакала у него на плече троллейбусная кондукторша, хоронившая единственного сына, воспитанного ею без отца. Тогда как майор Дикий вместе с беспечной службой принимал и принимал командиров взвода, роты, батальона и полка, в которых служили эти шестеро, но никаких нарушений Устава гарнизонной и караульной служб каждый раз не обнаруживал, при этом чудесным образом находил приведенные им весьма убедительными по своей ценности доказательства невиновности в происхождении груза 200 в мирное время. «Зачем тогда я здесь? Кому я здесь нужен? Зачем потешным войскам порядок? – лейтенант мучился, не находя ответа. – Как же так, это же местные карпатские отравили своих же земляков! Не пришлых, не австро-венгров, не поляков-литовцев, не чехословаков, не румын и даже не русских! Своих! Теперь новый командарм запрещает в форме ходить по улице, местное население уже бьёт офицеров не по паспорту, а по морде без разбора эмблем на пуговицах и кокарде, прямо как это делали петлюровцы и бандеровцы в разное время в соседней стране. Куда ты скатываешься, Русь, что в Карпатах, кто отравил твои родники, на чью мельницу теперь льют воду твои горные ручьи, зачем потеряли реки свои берега? Тошно, противно, душно, задыхается во мне русский офицер и противогаз тут не поможет».
Бремя камней.
«Поможет или не поможет? Извини, что не поздоровался. Здравствуй, старик. Давно не виделись. Чего не моргаешь в знак приветствия? Ладно, тут понимаешь какое дело. Личное. Хочу посоветоваться. Как правильно поступить. Уехал добрый советчик фотограф, больше таких не осталось. «Одни мы с тобой здесь остались, сынок». Вот старушка даёт! Кстати, Чудесник, её брат, на твоё изображение похож – такая же седая борода, усы. Я ему спасибо так и не сказал. Спасибо, Юлик. Претит мне то, что я здесь делаю, с кем общаюсь, наелся этим аж до судорог желудка и сам на себя становлюсь не похож. А так хочется радоваться каждой минуте жизни. Но может остаться служить и терпеть всё это? Может, уехать, снять погоны, что-то делать руками, а не ногами в сапогах? Костя, вот, уволился и впрягся в кооперативное ярмо, таскает лапищами тюки с импортным товаром, а как нет товаров, то по заказам живущих на надгробных камнях выбивает зубилом имена умерших. Пишет, что проколол себе левое ухо и повесил серьгу, как у гусар-ахтырцев, зарабатывает неплохо, жена довольна и снова беременна, а сыну есть на что купить игрушек. МихалЮрич залёг на дно, уже ни телеграмм, ни справок, ни советов не даёт. Отучили его делать добро. Как будто ввели правило, что ни одно из добрых дел не должно оставаться безнаказанным. Родители написали, что дедушка всё переживал, когда смотрел про Карпаты по телевизору. То включал, то выключал ящик. Ворчал: «Уууу, всякий мусор повсплывал!» Так и умер, жалуясь на боль в раненой руке. За что он воевал? Извини святитель Николай. Да, некрещёный я. По младенчеству не довелось, а сам не удосужился. Не верю в уготованную тобой благодать и ношу тяжкий крест в себе, а не на теле. К кому мне ещё обратиться, уважаемый нарисованный товарищ святой? В храме твоём ходит в облачении злой человек, не знаю его церковного офицерского звания, ругается на рядовых молодых и старослужащих бабок, те ему уже в голос перечат. Нет к нему почитания даже у его подчинённых. Ладно, хватит ныть, здесь никого не интересует моя личная русская драма камня на сердце. Мужские гиперболы очень чувствительны и болезненны. Тут, в храме, на входе, дальше которого пройти не могу, купил книжицу «Любовь есть истина». Буду читать, может поможет. Аня говорит, что надо покреститься. Посмотрим, сначала надо всё на эту тему прочитать в энциклопедии. Узнать легче, чем поверить. Тут нужно чудо. Но как же тошно на душе без веры! Помоги мне, Николай Чудотворец, помоги поверить мне, неверующему. Потому как, если не поможешь ты, то помощи ждать неоткуда. Инфляция цены на билеты задрала непомерно. Но это вопрос цены, которую надо, необходимо, предстоит уплатить за два билета в одну сторону. Спасибо, Господи, что возьмёшь деньгами. Оставь мне мою жизнь до поры до времени».
Спустившемуся с книжкой в руках со ступеней собора на доминантную высоту города Феликсу навстречу шли жители Садгоры. Люди, как люди, любят одеваться в турецкое и своё – карпатское, так это всегда было. У него самого дома лежит поношенная турецкая футболка с флагом, как оказалось, карпатского государства. Любят они мамалыгу, так это каша из кукурузы, а ему она по вкусу попкорна. Нравится им жить зажиточно и не делиться с ближними, так и он не нищий и нищим не будет подавать, когда появятся свои дети. Ходят они только в кино и не посещают музыкально-драматиче-ский театр. После изменения репертуара там вообще нечего смотреть, показывают мужиков в колготках, костюмированные хороводы и пиры, как во время чумы, хотя таким, как Родион, это нравится. Но не это же разделяет его и их? В общем обыкновенные садгорцы, напоминают до-Гэ-Ка-Че-Пе-шных, вот только национальный вопрос, задаваемый дровосеками на всех ими обоссанных углах, испортил их.