Выбрать главу

А.М. Гей (Городецкий)

Лебедь белый

Лебедь белая плыла Лебедь белая плыла И до вечера с утра Лебедь белая плыла Лебедь белую звала Белую звала. И от берега поднялся стлался, стлался, Расстилался темный вечер. И от берега поднялся, вспыхнул, Рдел и разгорался, Грохотал, горел закат. Лебедь белая отстала Лебедь белая устала Белую устала звать. Отражался пятнами пожара Без шипенья, без удара В блеклом зеркале закат И задернулось вздохнуло Онемело небо-тело.

Велимир Хлебников

Зверинец

Посв<ящается> В.И.

О, Сад, Сад! Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку. Где немцы ходят пить пиво. А красотки продавать тело. Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, еще лишенным вечера, днем. Где верблюд знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая. Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем. Где наряды людей баскующие. А немцы цветут здоровьем. Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черно-желтый клюв — осенней рощице, — немного осторожен и недоверчив для него самого. Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы. Где обезьяны разнообразно злятся и выказывают концы туловища. Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду: есть хоцца! поесть бы! и приседают, точно просят милостыню. Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа. Где нетопыри висят опрокинуто, подобно сердцу современного русского. Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой. Где низкая птица влачит за собой золотой закат со всеми углями его пожара. Где в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама. Где мы начинаем думать, что веры — затихающие струи волн, разбег которых — виды. И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть бога. Где звери, устав рыкать, встают и смотрят на небо. Где живо напоминает мучения грешников тюлень, с воплем носящийся по клетке. Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогательностью старосветских помещиков Гоголя. Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг. Сад. Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок. Где лайка растрачивает сибирский пыл, исполняя старинный обряд родовой вражды при виде моющейся кошки. Где козлы умоляют, продевая сквозь решетку раздвоенное копыто, и машут им, придавая глазам самодовольное или веселое выражение, получив требуемое. Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов посмотреть на небо в ожидании грозы. Где орлы падают с высоких насестов, как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий. Где косматый, как девушка, орел смотрит на небо, потом на лапу. Где видим дерево-зверя в лице неподвижно стоящего оленя. Где орел сидит, повернувшись к людям шеей и смотря в стену, держа крылья странно распущенными. Не кажется ли ему, что он парит высоко над горами? Или он молится? Где лось целует сквозь изгородь плоскорогого буйвола. Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты, с движениями человека, завязанного в мешок, и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья. Где косматовласый «Иванов» вскакивает и бьет лапой в железо, когда сторож называет его «товарищ». Где олени неустанно стучат об решетку рогами и колотятся головой. Где утки одной породы в сухой клетке подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный молебен утиному — имеет ли оно ноги и клюв? — божеству. Где пепельно серебряные имеют вид казанских сирот. Где в малайском медведе я отказываюсь узнать сосеверянина и открываю спрятавшегося монгола. Где волки выражают готовность и преданность. Где, войдя в душную обитель попугаев я осыпаем единодушным «дюрьрак!» Где толстый блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после падает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном могучем теле показывается усатая, щетинистая, с гладким лбом голова Ницше. Где челюсть у белой черноглазой возвышенной ламы и у плоскорогого буйвола движется ровно направо и налево, как жизнь страны с народным представительством и ответственным перед ним правительством — желанный рай столь многих! Где носорог носит в бело-красных глазах неугасимую ярость низверженного царя и один из всех зверей не скрывает своего презрения к людям, как к восстанию рабов. И в нем затаен Иоанн Грозный. Где чайки с длинным клювом и холодным голубым, точно окруженным очками, глазом имеют вид международных дельцов, чему мы находим подтверждение в прирожденном искусстве, с которым они похищают брошенную тюленям еду. Где, вспоминая, что русские величали своих искусных полководцев именем сокола, и вспоминая, что глаз казака и этой птицы один и тот же, мы начинаем знать, кто были учителя русских в военном деле! Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в часослов Слово о полку Игореве.