Девушка улыбнулась вымученно и бледно.
— Но Себастьян, это же всего лишь сказка…
— Сказка? — протянул он недоверчиво.
— Ну да… Посмотри на эти ивы, им же лет двадцать, не меньше — а теперь посмотри на меня…
— Сказка, — повторил Себастьян глухо, отворачивая от девушки лицо. Нагнулся, скатал снежок и — Эрле чуть не вскрикнула — с силой запустил его в переплетение тонких ветвей. Потом, словно утратив к ивам всякий интерес, снова повернулся к реке и вперился тяжелым немигающим взглядом в башни Университета. Эрле подошла, осторожно коснулась края его плаща:
— Себастьян… Нам уже домой пора…
— Да-да, конечно, — сухо согласился он, не меняя интонации и не глядя ей в лицо. — Пора… — и безразлично зашагал по льду к противоположному берегу реки — на той стороне обрыва не было, так что подняться наверх не составляло никакого труда. Девушка немного помедлила и тоже зашагала вслед за ним.
…- Но все-таки ты показала мне красивое место, — вздохнул Себастьян, когда они миновали городскую стену. Эрле обрадовалась — это были первые слова, которые она услышала от него с тех пор, как предложила идти домой.
— Еще бы, — отозвалась она шутливо. — Воспитание иначе, знаешь ли, не позволяет… А летом ты можешь показать это место Доротее. Только не говори ей, что это я тебя к ивам привела, приревнует еще… Что, я что-то не так сказала?
Себастьян дернул уголком губ в подобии болезненной усмешки.
— Доротея не придет туда со мной.
— О-о.
— Ее отец настоял на том, чтобы расторгнуть помолвку. Он сказал, что его дочери не нужен муж, которого то и дело вызывают к магистрату. А я не делал ничего дурного, и меня даже ни в чем не обвиняли. Я просто пересказывал им раз за разом события той ночи — как Марк заговорил о Раннице и герцоге, а Стефан эту тему подхватил и развил, и как я потом этот разговор прекратил и попросил скрипача сыграть "Мою милашку…"
— О-о, — протянула Эрле удивленно. — А я думала…
— Что?
— Ничего, я тебя слушаю…
— А тут и рассказывать-то нечего, — сказал Себастьян с горечью, поддевая ногой комок снега. — Я же знаю, что она все равно никогда меня не любила — кому я нужен, ненормальный… А остальное лишь предлог. Наши отцы сделали ошибку, когда обручили нас еще в детстве… Кстати об отцах: если ты еще не знаешь, вон там мой дом, а навстречу нам идет моя сестра Мария. — Он показал на каменное здание высотой в два этажа: ставни приветливо распахнуты, над заснеженной крышей — дым из печных труб, над парадной дверью козырек, поддерживаемый двумя затейливыми резными петушками, снег со ступенек убран, позеленевшее от времени дверное кольцо в виде змеи, глотающей собственный хвост… Навстречу им шла девочка лет тринадцати — четырнадцати, непохожая на Себастьяна настолько, насколько она вообще могла быть на него непохожа… круглолицая, пухленькие щечки, румянец, покрасневший нос — чуть великоват для этого лица, крупные улыбающиеся губы, мягкий подбородок… Серая шубка с длинным мехом, вероятно, козья, на голове — красный капор, из-под него выглядывают пряди жестких черных кудрявых волос. В руке девочка несла коньки — металлические полозья, которые должны были привязываться к сапожкам веревочками.
— Доброго дня, — поздоровалась девушка, поравнявшись с Марией, и одновременно с этим Себастьян мрачно произнес: — Знакомься, Ри, это Эрле.
— И вам того же, — отозвалась девочка, останавливаясь и беззастенчиво разглядывая незнакомку. Эрле наконец определилась, какой цвет преобладал в ее ауре: густо-малиновый, с лиловатым даже оттенком. Чуть сильнее в лиловый — и девочка могла бы стать неплохой актрисой, но к нему примешивался малиновый, а значит, ее талант — устраивать людям праздники…
— А у вас юбка промокла, — сказала Мария, кивая на Эрле. — И ноги, наверное, тоже. Как придете домой — обязательно разотрите их насухо и выпейте горячего молока с вишневым вареньем.
— Варенье — это чтобы не заболеть? — с улыбкой уточнила Эрле.
— Варенье — это чтобы было вкуснее, — девочка посмотрела на нее с явным упреком. — Между прочим, это все и к тебе, Себ, могло бы относиться, только ты ж опять ругаться начнешь…
— И начну, — подтвердил он с вызовом. — Маленькая ты еще, чтобы старшим братом командовать!
— Я-то маленькая, — согласилась Мария, перекладывая коньки из одной руки в другую. — Я маленькая, а ты небось опять под ноги не смотрел, потому что увидел в небесах серебряную арфу, на которой играют облака… Все, не дуйся, я уже ушла! — и девочка вприпрыжку припустила вниз по улице, всем своим видом показывая, как ей такое отношение к ее словам безразлично.