— Господин еще не вставал: он не спал с тех пор, как вернулся, — проговорила Катерина, опустив голову. Заметила щетку на полу, шагнула, подняла и водворила обратно на столик. Эрле не ответила, вернулась к туалетному столику, небрежно пробежала пальцами по роскошному перламутровому цветку на боку напольной вазы, стоящей рядом со столиком.
— Я хочу спуститься вниз.
Катерина склонила голову еще ниже.
— Да, госпожа.
Внизу, в гостиной, все было точно так же, как до ее болезни. Мерно тикали напольные часы, в хрустальной вазочке на столике лежали остатки винограда — потемневшие, пошедшие морщинами. На краю столика круглой черной нашлепкой лежала раздавленная ягода.
Около двери на террасу Эрле остановилась. Подождала, пока перестанут подгибаться ослабевшие ноги, и повернула ручку.
На воздухе сразу стало как-то бодрее. Она походила по террасе, по влажным каменным плитам, замочила ноги — ее домашние туфельки совершенно не предназначались для прогулок по саду — остановилась у вазона, в котором летом росли цветы, зачем-то ковырнула пальцем мерзлую, лишь немного оттаявшую сверху землю. Вдохнула воздух полной грудью — прилетевший из сада ветерок приятно холодил виски, а вот руки уже начали мерзнуть — спустилась по ступенькам в сад и решительно зашагала по дорожке, про себя решив на сегодня ограничиться прогулкой до калитки и обратно.
Немного не доходя до калитки, она остановилась. Дорожка заканчивалась, дальше разверзлась непролазная грязь, грозящая окончательно погубить ее и без того промокшие туфли.
В переулке в нескольких шагах от калитки стоял человек — уперевшись лбом в огораживающую сад чугунную решетку, держась руками за черные прутья. Одет он был в простую серую суконную куртку; ветерок ерошил светлые, коротко подстриженные волосы. Что-то в его позе, в том, как он стоял, бессильно приникнув к ограде, и цеплялся за прутья так, как будто это была последняя опора в его жизни, — показалось ей смутно знакомым. Она хотела окликнуть человека — но тут он сам поднял голову, и Эрле увидела знакомые ярко-синие глаза на обветренном лице.
— Ты, — только и смогла сказать она. Ноги сами шагнули с каменных плит дорожки — по грязи — черт с ними, с туфлями! — к решетке, к прижавшемуся к ней Себастьяну… Она остановилась — так близко, что просунь он сквозь прутья руку, мог бы коснуться пальцами ее платья.
— Я, — он улыбнулся. Она заметила, что у него потрескались губы. За год он почти не переменился, все такое же юношеское лицо, только загар да пушок над губой наконец-то стал усами… Она сделала еще один шаг, тоже взялась за решетку — чуть ниже его рук.
— Ты давно в городе? — спросила Эрле. Себастьян пожирал ее глазами так откровенно — от подола платья до заколотого гребнем высокого пучка на голове — что она невольно потянулась к вискам, убирая за уши коротенькие, не влезшие в пучок прядки — потом снова схватилась за прутья.
— А ты все такая же, — сказал он вместо ответа. — Только лицо бледное…
— Я болела, — произнесла она быстро, словно оправдываясь. — Встала только сегодня.
— А-а, — он понимающе покачал головой. — А я уже думал — никогда тебя не увижу. — Его ладони скользнули вниз по прутьям, но прежде, чем они коснулись ее рук, Эрле отпустила решетку и отошла на шаг назад.
— Ты совсем бледная, — повторил он безо всякого выражения, упрямо глядя на нее сквозь ограду.
— Мне пора, — она отступила еще на один шаг. — Марк может хватиться меня…
— Я вернулся домой, — произнес Себастьян шепотом, отчаянно мотнул головой — прижался лбом к чугуну, снова закрыл глаза. Добавил — еще глуше, почти с отчаянием: — Привез много стихов… — осекся, не договорив. Она покачала головой:
— Не думаю, что это хорошая мысль.
— Я мог бы оставить их где-нибудь…
— Нет, — сказала она твердо и повернулась, чтобы уйти.
Из оставшейся открытой двери на террасу шагнул Марк — в светло-коричневом домашнем халате, волосы взъерошены — даже издалека видать. Заметался по террасе, вглядываясь в сад, потом замер — увидел, наверное, и, ссутулившись, побрел обратно к двери, не глядя больше в сторону жены.
— Марк! — окликнула его Эрле. Он остановился, обернулся. Дверь вздрогнула, хлопнула у него перед носом, потом снова отворилась. Эрле подобрала юбки и заспешила к нему — так быстро, как только могла, скользя по каменным плитам перепачканными в грязи туфельками. Он сделал несколько шагов ей навстречу, остановился у края террасы, она взлетела по ступенькам, бранясь и смеясь одновременно: