В размышлениях и переживаниях добралась до своего крыльца. Вздрогнула, заметив чей-то силуэт. Но разглядев горб, ощутила, как легкая волна разочарования прокатилась по телу. Липок же, завидев, меня, напротив, вскочил и радостно помахал рукой:
— Вот, держи.
На мою ладонь опустились целехонькие, без единого скола золотые часики.
— Спасибо тебе. — Возвращение единственного сокровища невольно вызвало слезы, которые хоть и с трудом, но удалось сдержать.
— И это тоже тебе. — Милый букетик из фиалок перекочевал в мои руки.
— Так это был ты…
— Ждала кого-то другого? — нахмурился он. — Его?
— Кого — его?
— Гавриила, кого же еще? — пожал плечами Липок, и не пытаясь скрыть грусть. Мне стало так жаль его. Но что поделаешь?
— Прости, — проговорила я, чувствуя себя последней стервой на земле, и уткнулась носом в душистые цветы.
— Не за что извиняться, сердцу не прикажешь, — слова прозвучали одновременно несколько ожесточенно и с сожалением.
Я снова трусливо подумала, не воспользоваться ли очередной положенной премией в пользу Липка, а, может, и в свою.
— Замечательные цветы. — Еще один глубокий вдох, — мои любимые.
Я тихонько опустилась на крыльцо. Липок присел рядом. Какое-то время вокруг царила тишина. Мы вообще хорошо понимали друг друга. Жаль только, что для него дружбы было недостаточно.
— Хочешь чаю? — спросила я.
— Нет, спасибо. Пожалуй, мне пора.
— Ладно. Тогда до завтра?
— Ага. Спокойной ночи.
Я наблюдала, как долговязая фигура направляется к аллее, думая, что если удастся, то все-таки непременно подарю Липку Красоту. Сомнений, что кроме Рони и Пьера только из моих рук это растение окажется действенным, больше не осталось.
Внезапно Липок остановился и, не оборачиваясь, бросил:
— Он тоже тебя любит. — И со всех ног припустил по сияющему арочному коридору.
Глава 17. Садовница
— Выпьете чего-нибудь? — предложила "гостеприимная" хозяйка и расхохоталась. Зло, ненавистно. Мальчики-служки сильнее прижались к стенам. — Звони!
"Вспомнил! — изумился собственной догадке Андрей, не чувствуя онемевших конечностей, чрезмерно стянутых веревками. — Вспомнил, где я видел этих подростков. Их лица были не раз напечатаны в газетах. Это они бесследно пропали в саду-лабиринте… Но разве такое возможно? Подростки ни капли не изменились. А ведь уже и живы не должны быть. Больше ста лет прошло".
Но чем пристальнее он вглядывался в бледные личики, тем сильнее убеждался в правдивости догадки. Черно-белые фотографии навсегда отпечатались в памяти. Еще в детстве с друзьями он долго вынашивал идею о попытке пробраться на запретную территорию дома и примыкающего к нему странного, вечно зеленого сада, мечтая отыскать останки пропавших мальчиков и убить страшное чудище. Только теперь стало ясно, что именно шестое чувство не позволило тогда совершить непоправимое и заставило в страхе бежать прочь от высокого кованого забора всего лишь от единственного звериного визга. Иначе бы сейчас к стенам жалось не трое, а семеро бледных мальчиков.
— Молчишь? — зашипела изменившаяся в лице Гефра.
Андрей вдруг заметил, что она вовсе не так хороша, как чудилось прежде. Нет, определенно это лицо, словно высеченное талантливейшим скульптором из камня, было самым прекрасным в целом свете. Но холод, исходящий от него… — Звони!
— Она не поедет, — прохрипел он.
— А ты найди нужные слова.
— Я не буду вам помогать.
— Ты поможешь! Ты подчинишься! Ведь этот болван Трутень сделал, как я хотела!
— Так это из-за вас Виту уволили?
Снова комната наполнилась ледяным смехом.
— Трутень — это мелочи, так же, как и твоя сиюминутная страсть к той женщине.