Ноги словно по собственной воле направились к лестнице. Лифт, в последнее время казался воплощением чего-то зловещего. Наверное, так начинает развиваться клаустрофобия. Хотя возможно, что это явление временное, возникшее вследствие пережитого. В предбаннике топтался пожилой мужчина с кучерявыми сальными волосами в мятом пальто землистого цвета. Одной рукой он сжимал деформированный от времени портфель, а другой держал большой платок, втайне явно мечтающий о хорошей стирке и отбеливании. При виде меня мужчина растянул рот в неприятной улыбке с неухоженными зубами. В желудке что-то ухнуло, как в преддверии неприятностей.
— Пг-гостите, вы часом не Виолетта Степановна Яцек?
От протяжного резковатого грассирования меня скривило так, словно кто-то ногтем провел по школьной доске.
— Да, это я.
— Тогда я к вам, — платок больше походящий на простынь промокнул лоб.
— По какому делу? — настороженно осведомилась я, невольно пятясь к двери Веры Сергеевны.
— По поводу наследства вашей бабушки.
— Наследства?
А! Наверное, это юрист. Ничего себе, а я ведь только завтра собиралась пойти к нотариусу. Приятно знать, что хоть кто-то работает быстро и качественно в отличие от милиции.
— Да, наследства. Ой, пг-гостите. Павел Павлович Эдельман, юрист дома-интерната престарелых и инвалидов ┼34.
— Дом престарелых… Ничего не понимаю. Что вам нужно?
Карие глазки обежали расписанные граффити стены подъезда.
— Тут не совсем подходящее место для столь сег-гьезного г-газговога…
— Э-э-э, ладно, пойдемте.
Мужчина сделал два шага к нашей с бабушкой квартире.
— Нет, сюда, — я открыла дверь к Вере Сергеевне, краем глаза заметив мелькнувшее недоумение на чуть хищноватом лице. Да, такой человек своего не упустит.
— Вита, милая, — в коридоре показалась хозяйка, но радость на ее лице быстро сменилась настороженным любопытством. — Ты не одна?
— Здг-гавствуйте, — подобострастно заулыбался мужчина.
— Это Павел Павлович, юрист, по поводу бабушкиного наследства.
Хозяйка так и впилась в лицо незваного гостя. Но его это совершенно не смутило. Похоже, он нередко сталкивался с враждебным отношением и привык оставаться невозмутимым в подобные моменты. Правда, грозный взгляд худосочной женщины, явственно говорящий, что в ботинках внутрь квартиры ходу нет, вынудил Павла Павловича разуться. Вот только, ударивший в нос «аромат» наверняка заставил Веру Сергеевну пожалеть о собственной настойчивости.
Соседка уклонилась от всяческих намеков гостя, вившихся вокруг чаепития, потребовав поскорее перейти к делу.
— Итак, как я сказал г-ганее, я — пг-гетставитель дома пг-гестагелых, — Веру Сергеевну передернуло от сымпровизированного гостем натюрморта на кухонном столике, застланном красивой турецкой скатертью: грязный платок и видавший виды портфель. — Вот документики.
Потертая справка с гербом и паспорт подтвердили сказанное.
— Кхм, а зачем вы собственно пожаловали? — одернула оглядывавшегося по сторонам Павла Павловича хозяйка, скривившаяся еще больше, когда натюрморт увеличил количество предметов: к портфелю и «простыне» присоединились замусоленные пухлые папки.
— О, так я по делу, — толстые пальцы с ногтями, нуждавшимися хотя бы в минимальном маникюре, принялись перебирать бумаги в зеленой пластиковой папке. — Ага, вот оно!
От победоносного вида, излучаемого потным лицом, мне стало совсем неуютно. Интуиция теперь не просто скромно намекала, а отчаянно вопила о грядущих неприятностях. Я с волнением ждала, пока юрист озвучит, зачем пришел.
— Итак, Виолетта Степановна, довожу до вашего сведения, что согласно этому документу, кваг-гтира, г-ганее пг-гинадлежавшая вашей бабушке, пег-геходит в собственность Дома-интег-гната пг-гестагелых и инвалидов ┼34.
— Как?! — одновременно ахнули мы с Верой Сергеевной.
— Пожалуйста, пожалуйста, посмотг-гите.
Трясущимися руками я взяла предложенный лист. Надежда, что все это дурной сон, таяла с феноменальной быстротой.
— Копия?
— Дорогая, Виолетта Степановна, вы должны понимать, что таскаться с ог-гигиналом… в наше вгемя кгайне небезопасно, — заискивающая улыбка снова обнажила неухоженные зубы.