— Привет, еще раз.
— Ты? Что ты здесь делаешь? — удивилась я, узнав в, поднимающейся со скамейки фигуре, Гавриила.
— Присматриваю за тобой.
— С чего бы это?
— Погоди, — из нагрудного кармана ангела выскочил крохотный блокнотик. Пока мужчина вчитывался, я заметила появившуюся словно из ниоткуда гвоздику в его руке, ту самую, с примятым листом.
— Что пишут? — замечательное настроение не могли испортить даже воспоминания о странной замкнутости Гавриила в последнее время. Все, даже пророчество, посвященные ему размышления и догадки казались сейчас чем-то совершенно никчемным. Что способно заглушить радость от исцеления?
— Прости мне нужно отлучиться, — поперек лба мужчины пролегла глубокая складка. — Пожалуйста, побудь тут, я быстро.
— Ладно, — как же легко дышится!
Вопреки обыкновению ангел не расправил крыльев, а растворился в воздухе прямо на глазах. Вот только что стоял передо мной — и бах — исчез! Здорово! Но не прошло и минуты, как он вновь стоял на прежнем месте, только уже без блокнотика и гвоздики.
— А где "Смерть"?
Гавриил пожал плечами — мол, сама знаешь. Знаю, конечно, знаю… Но сейчас не хочу об этом думать.
— Телефон.
— Что?
— Твой телефон звонит.
Я замерла — действительно в кармане вибрировал телефон. Я нажала кнопку ответа и от полученного известия едва не упала.
— Дочь Веры Сергеевны только что скончалась, — севшим голосом произнесла я вслух, но не для ангела, для себя, словно пыталась убедиться, что это не сон. — Но как? Почему? Я ведь оставила ей "Исцеление".
— Пути Господни неисповедимы.
Я перевела невидящий взгляд на Гавриила и с трудом сфокусировалась на черных глазах. И тут до меня дошло:
— Ты… Ты отнес ей гвоздику.
— Гвоздику?
— Не говори так, будто не понимаешь в чем дело!
— Но…
— Гвоздику, черт тебя побери! Цветок смерти! Это ты! Ты ее убил! — я бросилась на Гавриила и стала изо всех сил бить его кулаками в грудь. — Как ты мог? Как ты мог?! Убийца! Убийца!!!
Ангел ловко и безболезненно (а, может, боли просто не чувствовалось из-за накативших эмоций) скрутил меня одним движением. Попытки высвободиться ни на йоту не привели к успеху. Скоро ярость и ненависть потеснились рыданиями. Силы иссякли — я обмякла и, наверное, упала бы, если бы не крепкие объятия.
— Убийца… Палач… — прорывались сквозь плач обвинения.
— Я не убийца, я — вестник смерти, — прошептал ангел, когда рыдания поутихли, и, приподняв мой подбородок, заставил заглянуть к себе в глаза. — Каждому отмерена своя длина жизни. Я ничего не могу с этим поделать.
Его невозмутимость и спокойствие снова воспламенили уже затухающее негодование:
— А, может, тебе просто это нравится? Может, ты просто получаешь удовольствие от смерти?!
— Я нахожу в смерти красоту… наверное потому, что много столетий мечтаю о собственной. Ибо проклят и не могу умереть.
Внезапно его губы накрыли мои. От жаркого поцелуя перехватило дыхание. Я попыталась оттолкнуть наглеца, но Гавриил лишь сильнее сжал меня, полностью лишая возможности шевельнуться. Он целовал жадно и неистово, словно пытался выпросить прощения, убедить в своей правоте и заставить почувствовать свою боль одновременно. На такой поцелуй невозможно было не ответить. И я отвечала. Сначала нехотя, потом со все возрастающей страстью. Скоро слияние губ больше походило на противостояние, борьбу за правоту. Казалось, поцелуй длился целую вечность — и ничто не могло его прервать. Разве что…
— Кхе-кхе… Что за молодежь пошла? Никого не стесняются.
Губы разомкнулись. Но объятия оставались почти такими же крепкими. Прохожая старушка поковыляла прочь, без устали понося современные нравы, понатыканные, где ни попадя, машины, и с теплотой в голосе вспоминая "свое время". Я перевела взгляд с медленно удаляющейся сгорбленной фигурки на бледное лицо ангела. В глубине бездонных глаз затаилось напряженное, почти болезненное ожидание.
— Нужно помочь Вере Сергеевне.
Гавриил кивнул и нехотя опустил руки. Я, не оборачиваясь, побрела в подъезд. Дальше все происходило будто в тумане: вызов скорой, снование милиции вокруг удивительно красивой и казавшейся нетронутой болезнью покойной женщины… Гортензия все также лежала на тумбочке. Даже не завяла. Когда Вера Сергеевна буквально выпроваживала меня домой, мелькнула мысль, что, возможно, стоит попробовать поменять премию на тот гибрид Розалии. Но вместо этого "Исцеление" было тихонечко подложено в кровать хозяйке, которая в последнее время слишком часто хваталась за сердце и принимала горстями таблетки от гипертонии.