Выбрать главу

— Почему я вас не вижу?

— Увидишь, увидишь… Пока я предпочитаю общаться так. Скоро вернется моя ассистентка.

— Ева?

— Да.

Мне показалось, что это сама Ева морочит мне голову, и я решил отплатить ей тем же:

— Она ужасная.

— Да. — Человек хмыкнул. — Впрочем, не беспокойся, она моя подчиненная. Проведет для тебя экскурсию, а после встретимся. И я все объясню.

Неужели кто-то может пролить свет? Ева или тот человек за стеклом?

— Почему? Почему вы хотите, чтобы я все узнал?

— Скажи, тебя когда-нибудь перестанут терзать вопросы о девочке?

Ответ был очевиден:

— Нет.

— Значит, мне остается предположить, что ты не перестанешь добиваться правды. Ищущие люди опасны. А теперь мне нужно идти.

— Эй! Вы здесь? — Я стукнул кулаком по стеклу, но не получил ответа.

Дверь открылась, человек в брюках защитного цвета и белой рубашке поставил на стол поднос и тут же скрылся.

Я сел и подвинул еду к себе. На белой тарелке возвышался огромный сэндвич с куриным салатом, рядом — большой стакан с молоком. В животе заурчало. Я понимал — следует быть осторожным: вдруг мне что-нибудь подсыпали? Но зачем? У них была куча возможностей от меня избавиться, если это входило в их планы.

Протянув руку, я немного — лишь секунду — поколебался, схватил сэндвич и с жадностью откусил. Восхитительно!.. Я съел все до крошки, выпил молоко и дочиста вылизал тарелку, а в желудке оставалось место еще как минимум для трех таких сэндвичей. Впрочем, я взял себя в руки и отодвинул поднос как раз в то мгновение, когда вернулась Ева и жестом велела мне следовать за ней.

— Сейчас самое время.

Я был почти уверен, что из-за стекла со мной разговаривала она, но решил сделать вид, что ничего не понял.

Хорошо бы запомнить, где мы сворачиваем налево, а где направо. Впрочем, что толку — это поможет лишь вернуться в зеленую комнату. А как выбираться оттуда, я понятия не имел.

Ева шагала быстро. Когда наконец мы дошли до огромной двойной двери — достаточной широкой, чтобы через нее мог проехать автомобиль средних размеров, — я услышал усиливающийся глухой шум. Обеими руками Ева взялась за серебристую перекладину и уже собралась было открыть дверь, но остановилась. Повернувшись ко мне в профиль, спросила:

— Тебя легко напугать?

Такой вопрос мне задали впервые в жизни.

— Нет, — ответил я, хотя пришлось постараться, чтобы голос не дрогнул.

— Отлично. — Она толкнула дверь и сделала шаг вперед. — Держись как можно ближе ко мне.

Глухой шум перерос в гудение. В лицо ударил теплый влажный воздух, яркий, ослепляющий свет и запах цветов. Прикрывая глаза рукой, я вошел внутрь. Мягкий пол под ногами слегка пружинил. Прищурившись, я смог разглядеть потолок высотой футов двадцать из пузырчатого стекла. Когда глаза привыкли к свету, я увидел, что помещение было огромным — не меньше футбольного поля. Но замереть меня заставили не размеры помещения. А его обитатели.

Заслонившись ладонью от света, я моргал и старался понять, действительно ли я это вижу. Передо мной простирались ряды — бесконечные ряды — детей, моего возраста и младше. Все они сидели на полу с закрытыми глазами, запрокинув головы и подставив лица к свету. Напротив каждого стоял маленький монитор, испускающий бриллиантовые голубые лучи. Зеленые костюмы в обтяжку закрывали почти всю поверхность тел, однако ткань была тонкой, едва ли не прозрачной.

Люди ли это?

Ева шагнула к первому ряду, подав знак идти за ней. У ближайшего ко мне ребенка лицо, хотя и бледное, светилось и почти блестело, не выражая ничего, кроме умиротворения. Лица сидящих вокруг тоже несли отпечаток безмятежности, наслаждения — и больше никаких эмоций. Я снова посмотрел на первого мальчика, на грудь, руки, скрещенные ноги…

И только тогда заметил: каждый ребенок сидел на небольшом возвышении, около шести дюймов от пола, с проемом внизу. Из проема шли прозрачные, блестящие трубочки с зеленой жидкостью, каждая из которых подсоединялась к задней поверхности ног в отверстия того же диаметра, что и ужасные шрамы на ногах Лейлы.

Я оказался в саду. В саду, где выращивали людей.

Наверное, я ахнул. Ева крепко вцепилась мне в руку и зашикала. Но я не смог сдержаться и почти крикнул:

— Что вы наделали!

Медленно, все как один, дети повернули лица в мою сторону; их глаза казались черными даже в ярком свете. Гудение становилось все громче и громче, и, пятясь назад к двери, я закрыл ладонями уши. Прозвучал повторившийся эхом щелчок, и свет погас. Множество глаз безотрывно смотрели на меня, сверкая в темноте. Кожа детей отражала достаточно света, чтобы я заметил, как все они — одновременно — потянули ко мне руки.