Я бежал в конец теплицы, откуда только что звучал голос Лейлы. Оставалась лишь одна строчка… мой последний шанс.
Ее последний шанс.
Наш последний шанс.
Остановившись, я набрал полную грудь воздуха и произнес первую часть:
— «Тогда, — сказал зайчонок…
Я затаил дыхание.
Откуда-то слева, совсем близко от меня, послышалось:
— …я стану крокусом в тайном саду».
Лейла.
С горящими — как у всех — глазами, лицом бледным и искрящимся, она тянулась ко мне в темноте. Никогда в жизни я не видел ничего до такой степени жуткого и одновременно прекрасного.
Она сидела лишь в нескольких ярдах от меня, но как только я стал пробираться, остальные, подражая ей, тоже протягивали руки, цеплялись за мои джинсы. Пытаясь оттолкнуть их, я потерял ботинки. Меня облепили со всех сторон, последние несколько футов я полз по-пластунски. Когда я протянул Лейле ладонь, она взяла ее и не отпускала.
— Ты в порядке? — Я обхватил ее лицо руками.
По блестящим щекам скатывались слезы. Она кивнула.
Мы обнялись. Мне ни за что не хотелось разжимать руки, и, судя по ее объятиям — а она больше не была слабой, — ей тоже.
Громкий щелчок отозвался эхом по всей теплице, и Лейла тревожно вздрогнула. Вокруг нас все закопошились, мерцающий туман исчез, и включился свет. Разжав объятия, я прикрыл глаза ладонью. И только тогда заметил, что Лейла тоже сидит на возвышении.
Опустив взгляд на нижнюю часть ее тела, я не смог сдержаться:
— Нет, нет, нет… Только не это…
Как и у всех остальных, к ногам шли трубочки с зеленой жидкостью.
Мой отец — Садовник. В этом виноват он.
Я потянулся к трубочкам, потрогал. Теплые.
Рука Лейлы отстранила мою ладонь:
— Нельзя. Нельзя вытаскивать.
И тотчас вокруг стали вторить голоса: «Нельзя, нельзя…»
— Да как же это?.. Как они…
— Не надо. — Она покачала головой, из глаз вновь потекли слезы. — Это не имеет значения.
Я лишь невнятно лепетал:
— Что же делать? Не знаю, что делать… чем помочь.
Лейла прикоснулась к моему лицу:
— Тут ничего не поделаешь.
Неужели все зря? А как же покалеченный Джек? Ждущая за воротами мама?.. Она, наверное, в опасности.
Ведь должен быть какой-то выход.
Хлопнули двери, и я моментально лег на живот. Двое в зеленых костюмах, озираясь по сторонам, дошли до главного прохода и остановились.
Интересно, их тоже пугали дети? Что было бы, если бы я впервые встретил Лейлу здесь? С блестящей кожей, в зеленом костюме в обтяжку, подключенной к аппарату, словно какой-то пришелец. Возникли бы у меня тогда к ней чувства?
Чувства.
Ни к одной девчонке я никогда не испытывал чувств, разве что ненадолго кем-нибудь увлекался. Пока не встретил Лейлу. Мы провели вместе жалкие двадцать четыре часа, но, расставшись с ней, я тосковал. Без нее возникало ощущение, что от меня оторвали кусок.
Насквозь промокший, лежа рядом с ней на животе, я размышлял о том, что будет дальше, и внезапно почувствовал невероятный прилив сил. Я сжал ее ладонь:
— Не беспокойся.
Она ответила пожатием.
Перебросившись парой слов, двое в зеленом ушли тем же путем.
Я снова сел:
— Попробую добиться помощи.
— Какой помощи? — нахмурилась Лейла.
Я наклонился и взял ее лицо в ладони:
— Помощи для тебя.
На секунду она закрыла глаза, потом открыла снова:
— Она мне больше не нужна. Теперь я сильная.
— Но… — Я оглянулся. — Посмотри, где ты живешь.
Она прикоснулась рукой к моему лицу:
— Здесь мое место.
— Нет, — покачал головой я. — Не верю. Твое место не здесь. — И добавил с волнением: — Ты заслуживаешь большего. Твое место рядом со мной. Неужели ты не хочешь?
Лейла задумалась.
— Нельзя. Мне можно хотеть лишь то, что есть здесь. И больше ничего.
— Но разве ты хочешь только этого?
Медленно покачав головой, она прижала ладони к моим щекам:
— Я хочу быть с тобой.
— Тогда я попрошу о помощи.
— Кого?
— Одного человека. Никогда не думал, что буду просить его…
Моего отца.
— Я вернусь.
Она улыбнулась и положила ладони на мои руки:
— Обещаешь?
— Обещаю.
Мне не хотелось покидать Лейлу, но я знал — она никуда не уйдет.
Пробравшись к выходу, я потихоньку открыл дверь. В пустом коридоре ревела сигнализация и мигал свет. Зато горстки оранжевого порошка никуда не делись. Первые два поворота я помнил хорошо, а вот куда идти дальше — надо смотреть. Огромные, как казалось раньше, кучи порошка теперь выглядели едва заметными оранжевыми пятнышками, на каждом углу приходилось останавливаться и вглядываться. К тому же я прислушивался, не идет ли кто, а это было не просто — сигнализация ревела вовсю. Наконец я увидел кладовую и припустил прямиком к Соломону.