Тогда он сдавался - кипящим потоком обрушивались мысли: он, ангел возмездия, лишенный земных оков, в один прыжок преодолев шестнадцать этажей, врывается в ее дом три удара сердца спустя и убивает подлеца на месте голыми руками! А ее, полную справедливого раскаяния и молчаливой покорности… ее он в своих грезах подхватывал и уносил на руках неизмеримо далеко - в такую даль, где никто и ничто не могло бы потревожить их…
Но насколько бы искушающе достоверными не были эти видения, правда оказалась иной.
В очередной раз прильнув к окулярам и тщетно пытаясь рассмотреть хоть какую-то деталь, которая подсказала бы личность посетителя, Эд был вознагражден.
В неровной округлости прогалины мелькнула тонкокостная кисть, а потом показалась и вся она, улыбающаяся и активно жестикулирующая. Эд сросся со стулом, стараясь не шевельнуться - не спугнуть удачу. Девушка повернулась к нему спиной, махнула в дальний угол сада, прочертив в воздухе плавную дугу, отпечатавшуюся под веками Эда, как на негативе, и поманила кого-то резким жестом. Эд выдохнул, чувствуя, как воздух с шипением уходит из легких, и распрямил затекшее колено.
Гость покидал укрывавшую его тень медленно и даже неохотно…
Это была та самая толстая неопрятная школьница, которую больной (нет, оченьбольной!) Эд принял издалека за объект своей страсти. Сегодня девчонка выглядела еще более нелепо: потертый вязаный жакет, великоватый - то ли купленный на вырост, то ли просто с чужого плеча (во второе верилось больше), бесформенная юбка до колена и две жиденькие косички на непропорционально большой голове. Она была редкостной уродиной.
Склонившись над какими-то травами, хозяйка и ее гостья присели рядом у бревенчатой стены. Они являли собой удивительный контраст: золотой шелковый полог красавицы и черные прилизанные коски малолетнего чудища.
Эд недоуменно смотрел на это странное соседство. Да уж, женская дружба, определенно, загадочная вещь!…
Девчонка резко обернулась и подняла лицо к кронам деревьев. Узкие, слегка раскосые глаза остановились прямо на Эде.
Он мигнул, уверенный, что ему просто показалось и что она сейчас укажет своей собеседнице на какую-то деталь в листве. Но девчонка не отводила глаз, и Эд все явственней чувствовал, как эти мертвенные застывшие зенки ощупывают его сквозь неплотное прикрытие веток…
Холодная дрожь побежала по телу. А за ней - струйка пота.
Слегка пожав плечами, уродина отвернулась продолжить прерванный разговор.
Эд откинулся на спинку стула с необъяснимым облегчением…
Похоже, с этим наблюдением нужно было что-то делать - оно явно не добавляло психического здоровья.
Позже он выяснил, что угрюмая школьница приходила дважды в неделю по будням. Конечно, могли существовать и другие посетители, скрытые от безумно внимательного, но такого ограниченного взгляда Эда…
И все же, чем бы дальше ни занималась девушка вне его поля зрения и какой бы ни была погода, стоило солнцу коснуться горизонта, она снова появлялась в саду.
Обходила свои крошечные владения, поливала цветы и - Эд не сомневался! - напевала им колыбельную. При этом она двигалась медленно, словно засыпая на ходу, и до смешного много зевала.
Напоследок всегда останавливалась под орехом и долго смотрела куда-то в сад. Эда поражало, насколько разной она бывала в эти мгновения. Временами ее лицо освещала светлая радость довольного своей работой человека. Иногда он видел на нем озорную улыбку. А порой ему казалось: она вот-вот заплачет…
Постояв, она молча уходила и остаток вечера была недосягаема, укрывшись под ветхой крышей своего старенького дома.
Перед тем как отправиться к себе домой, Эд делал круг и медленно проезжал мимо ее двора. Сквозь плотный заслон веток с трудом пробивался свет - теплый, домашний и успокаивающий…
Расслабленно откинувшись на спинку сиденья, Эд сворачивал в сторону беспокойных центральных районов, и цветные искры фонарей захлестывали улицу горячей волной… Усталые ноги гудели, а в голове поселялся сладкий сонный туман… Эд стряхивал его, стараясь не уснуть…
И понимал, что его рабочий день только начинается.
Твое сердце должно быть моим
Эд оказался в опасной близости от профессионального краха.
Его работа требовала полного сосредоточения и точности мысли, а он теперь посвящал наблюдению все возможное время, да и в общем-то невозможное - тоже.
Он приезжал домой около одиннадцати, вымотанный до предела дневными переживаниями и переполненный ее мимолетной близостью. Оставляя на ночь свою юную садовую фею, Эд бесконечно гадал: в порядке ли? Не потревожил ли ее отдых бесцеремонный сосед? Или еще хуже - не скрывает ли ночная темнота ее сада неизвестного злоумышленника?…
Все попытки взяться за работу заканчивались одинаково - замкнутым круговоротом мыслей о нейи поглощением убийственного количества кофе в надежде не уснуть и сделать хоть что-нибудь… В напрасной надежде: после двух-трех часов забытья Эд испуганно вскакивал под трель будильника, отдирая от щек клавиатуру и думая, что так жить нельзя.
Но не видел никакого выхода и продолжал жить так же. Работодатели начали нервничать…
Две недели существования на грани возможного наложили свой отпечаток: прорезались глубже складки у рта, в глазах поселился недобрый кровавый отблеск, а ухватить мысль собеседника стало в разы труднее. Наконец ему прямо пригрозили увольнением, но Эд, до предела уставший и равнодушный к собственной судьбе, в ответ просто бросил трубку.
Он понимал, что будет безработным уже очень, очень скоро. Но эта мысль его почему-то совершенно не трогала.
Хотелось только спать.
Поднимаясь по лестнице в свою крепость с ощущением предательской слабины в коленях, Эд мечтал, как заглушит машину в привычном месте у института и проспит до-о-о-лго-долго - до самого окончания еезанятий.
В эту бессонную ночь он продирался сквозь недельную порцию кода и, похоже, достиг просветления. Там оказалось мерзко и одиноко. И очень хотелось спать. Но времени не оставалось.
Выключив экран, он нечеловеческим усилием воли соскреб очередную запущенную щетину, влил в себя литр кофе, потерявшего всякий запах и вкус, и теперь, в полумертвом состоянии кружась по лестнице без перил, признавался себе: в таком темпе ему уже долго не выдержать…
А мир вокруг был отвратителен - полон слепящего света и режущих красок. И вид из окна на сады, сгорающие в осеннем пожаре, не вызывал ничего, кроме раздражения. И ветер пронизывал до костей. Все было просто ужасно!…
Пока он не поднес к глазам окуляры бинокля.
После этого (как и всегда) окружающая реальность растворилась в блеске ее волос и особой - утренней - улыбке, предназначенной лишь цветам и ему.
Там, в тайном окошке среди крон, с ветки на ветку, приветствуя бодрящую прохладу, перелетала стайка откормленных осенних воробьев. Заметив их, хозяйка сада засмеялась и взмахнула рукой, то ли отгоняя птиц от своих зеленых питомцев, то ли, наоборот, приглашая полюбоваться.
Она была особенно хороша сегодня: в потертых (и явно удобных) домашних брюках, легкой рубашке и синей курточке. Красная лейка в ее руках порхала над клумбой, как огромная причудливая бабочка, дарующая нектар вместо того, чтобы отбирать его… Надолго зависала над избранными счастливцами и неторопливо отправлялась к другим…
Неожиданно вскинув руку с часами, девушка выронила лейку, испуганно прижала ладонь ко рту и бросилась в дом.
Эд понял, что сейчас придется бежать и ему.
Хотя сделать это было непросто (ноги заплетались, а оглушенный переутомлением организм с трудом сохранял равновесие над глубоким колодцем лестничной клетки), Эд с грехом пополам все же сумел добраться до машины невредимым. Слету, еще с открытой дверцей, повернул ключ зажигания, на что его «хонда» обиженно взревела и заглохла - он забыл о сцеплении. Зло выругавшись сквозь зубы, повторил (на этот раз внимательнее), и машину сдуло ураганом по знакомому маршруту…