Наблюдая за художницей - за тем, как она отдыхает в саду, ухаживает за растениями, пьет дымящийся напиток из огромной чашки, Эд, неотличимый от тени в черном провале окна, встревоженно пытался обнаружить следы того, что сегодняшнее утро оставило свой отпечаток. Как-то повлияло на нее… Или хотя бы на ее ежедневный уклад.
Тщетно!
И лишь ее движения, полускрытые мольбертом, казались еще более порывистыми, чем всегда… Хотя, возможно, только казались.
Следующий день начался необычно: Эд прекрасно себя чувствовал.
Несколько часов сна в машине накануне и вся ночь, проведенная в постели, превратили его обратно в человека: жуткие красные глаза и неточные движения, придававшие ему сходство с зомби, исчезли, а окружающая действительность избавилась от того тягостного пыльного оттенка, который приносит с собой нервное истощение.
По-дурацки хорошее настроение никак не отпускало, и, подъезжая к трамвайной остановке, Эд, обновленный до неузнаваемости, даже напевал под нос. Но, как это часто бывает, желание спеть спотыкалось о незнание слов. И по кругу бесконечно вращалась лишь пара строк, в которых он не сомневался…
За триста метров до места, где рельсы пересекали дорожное полотно, он свернул к тротуару, потому что не следовало теперь попадаться ей на глаза - вчера всеизменилось. Даже если она ничего не заметила.
Эд вздохнул.
До того момента, когда из-за угла неряшливого магазина выглянет его личное солнце, оставалось еще минут десять-пятнадцать. Слишком долго.
Он снова тихо промурлыкал: «Hет, должно быть моим твое сердце, твое сердце вернет мне весну…» - и понял, что самое время найти не отпускавшую его песню. Раньше она казалась ему чересчур сентиментальной. В сборниках он часто проматывал пленку, перешагивая через все, что хоть и не содержит сакраментальное «любовь - кровь - вновь», но имеет неопровержимо розовый оттенок.
Сегодня эту песню хотелось послушать.
Пришлось долго рыться в кассетах (почти полной коллекции его любимой группы), пока, удовлетворенно хмыкнув, он наконец не выудил нужную. Эд задвинул ее до щелчка, отмотал пленку и… Что-то заставило его рывком поднять голову.
Серый войлок облаков прокалывал луч, единственный на весь город. Он косо тянулся издалека - от самого горизонта, скрытого за неровным лесом высотных зданий, и ложился на влажный тротуар неподалеку от машины. В его зачарованном круге, вся облитая светом, стояла она. И смотрела прямо на Эда.
Он даже слегка затряс головой: «Она же всегда ходит другой дорогой!…»
А девушка вдруг улыбнулась вопросительно и несмело.
Едва успев охватить взглядом ее не по сезону легкую юбочку и щемящую беззащитность открытых лодыжек, Эд почувствовал, как ответная улыбка сама собой расплывается на лице. И увидел, как девушка машет ему.
Не веря сам себе, он поднял руку для ответного жеста.
Время качнулось, сдвинулось… И вот она уже возле машины. Наклоняется, и сквозь ткань блузки проступает тоненькая белая бретелька…
Эд сглотнул и усилием воли переместил взгляд на лицо .
- Привет, - ее улыбка играла кокетством. - Ты за мной следишь?
Он поперхнулся заготовленным «Привет». Но ее светлые глаза были полны лукавства, и Эд с облегчением понял: шутит. Она просто шутит. Чертовка!
- Конечно. Садись, - он распахнул ей дверцу изнутри.
И она села. Спокойно и ловко, будто делала это каждый день.
А Эд повел машину. Быстро и уверенно, будто каждый день она вот так сидела рядом.
Поток на проспекте стал гуще и заставил сбросить скорость. На очередном светофоре красный поймал их в свой плен, гарантируя регулярные остановки.
Только Эда сегодня это совершенно не раздражало!
Его прекрасная пассажирка некоторое время сидела тихо, то посматривая за окно для приличия, то исподтишка изучая салон. И водителя. Но вот ее вниманием завладела модная магнитола, и, указав изящным подбородком в сторону черной блестящей панели, девушка спросила:
- Можно?
Эд, конечно, кивнул. И она нажала.
А он, с запозданием вспомнив, какая песня стоит первой, ощутил себя зеленым юнцом, пойманным с поличным при написании: «Саша + Маша»… Но было поздно.
Они ехали и слушали про «сердце и весну». Краем глаза Эд видел, как подрагивает уголок ее губ, пряча улыбку. И жар заливал его лицо. И побуждал глупо улыбаться в ответ. Невозможно было неулыбаться…
Вдруг на очередном светофоре он понял, что ясноглазая богиня на соседнем сиденье прямо, по-мальчишески, протягивает ему руку.
- Вероника.
Осторожно - самыми кончиками пальцев он принял эту теплую легкую руку и слегка сжал.
- Эд.
Они снова замолчали.
- Денег опять не возьмешь? - спросила Вероника, когда машину надолго зажало в пробке, уже за пару кварталов до института.
- Нет, конечно. Грабить при свете дня? Ну уж нет, для беззащитных дам я представляю опасность в другое время суток! - Эд поразился себе: из какого угла подсознания вырвалась у него эта сомнительная острота?!
Но девушка залилась звонким, рассекающим уличный шум смехом.
- Так ты, оказывается, не просто маньяк?… Не только следишь, но еще и грабишь? - тем не менее к концу фразы ее тон стал пугающе серьезным. Невозможные яркие глаза пристально смотрели на него. Светлую - точно под цвет волос - бровь она картинно заломила.
Где-то внутри у Эда завозился зверек, щекоча своими крохотными коготками каждую мышцу…
- Точно. Так что порядочным девушкам со мной лучше не связываться, - он криво ухмыльнулся, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы перестроиться в правый ряд, опасно подсекая грузовик. Тот отозвался на наглость обиженным ревом.
- Ты предпочитаешь беспорядочных? - ее взгляд блуждал где-то далеко - на фасадах домов, одетых по последней моде…
Казалось, она уже забыла собственный вопрос. А может, запоздало смутилась.
- Я предпочитаю тебя.
Вероника посмотрела на него неожиданно прямо и задумчиво, даже печально. Что совершенно не соответствовало ее юному возрасту - она должна была бы вовсю флиртовать со случайным знакомым, сыпать намеками и смутными обещаниями… однако только склонила голову набок и кивнула, глядя на Эда спокойно и изучающе.
Ему почему-то стало неловко, и он ухватился за первую попавшуюся мысль.
- Ты вчера успела?
- Да! - ее глаза опять налились смехом. - Заскочила в аудиторию в последний момент - уже ставили «н/б». Так что ты меня спас.
Эд кивнул с улыбкой.
- И сегодня тоже.
«Ты же не опаздываешь», - он поймал эту фразу за самый кончик и похолодел: мог так глупо выдать себя!
Но вот институт, совсем неподалеку, в очередной раз призывно распахнул двери, полный показного гостеприимства и готовый спрятать ее на целый день в своих бездушных недрах.
Эд поморщился. Поездка опять закончилась, едва успев начаться.
Пассажирская дверца щелкнула, и его лицо омыл прохладный ветер. В последний момент - одним носком туфельки уже касаясь тротуара, млеющего под ее случайной лаской, драгоценная гостья задержала движение.
- А завтра… ты меня не подвезешь… случайно?- в ее глазах опять плясали чертики.
- Случайно подвезу, - вздохнулось ощутимо легче.
- Спасибо, Эд, - улыбнулась она широко и просто.
- Пожалуйста, Вероника.
- Ника, - строго поправила она его. - Мне нравится, когда меня называют Ника.
- Хорошо, Ника.
Она кивнула и солнечным лучом выскользнула в приоткрытую дверцу, оставляя его в звенящем одиночестве. В машине, напоенной ее запахом.
Эд уронил голову на руль и просидел так несколько минут, наслаждаясь ощущением того, что его судьба еще почти здесь.
Шепча, пробуя ее имя на вкус: «Вероника… Ника…»
Каждое утро теперь начиналось с балансирования на тонкой грани безумия: а было ливчера?
Действительно ли она, по-детски непосредственная и бессердечно красивая, садилась к нему в машину? Поправляла сбившуюся юбочку, смотрела в окно, смеялась, скучала… Блеск ее глаз опалял его до нежданной хрипоты еще только вчера… или просто привиделся в лихорадке?