Зрачки мгновенно сузились.
- Не называй меня так, - она окатила его взглядом снежной королевы.
Случайный луч, каким-то чудом пробивший свинцовое одеяло неба, коснулся ее, заставил играть янтарными отблесками волосы. И на миг показалось: они единое целое. Показалось, это Ника светит на солнце, а не оно на нее!…
Она выдохнула, качнула головой, будто удивляясь собственной несдержанности. И взялась за уборку - веник запорхал над кофейными россыпями.
Эд, сбитый с толку ее необычным поведением, наблюдал со стороны, как ловко тонкие кисти дирижируют кухонным оркестром. Под полупрозрачной рубашкой ее груди мерно покачивались, напоминая двух любопытных зверьков, поворачивающих мордочки за интересным предметом. Сквозь легкую ткань их темные носики были видны более чем отчетливо. Наконец он не выдержал - подошел к ней и принялся, сопя от удовольствия, ласкать их одной рукой, медленно подтягивая другой цветастый подол… Солнце стыдливо скользнуло за тучи.
- Ну хватит! - ее тон оказался неожиданно властным.
Ника проворно высвободилась из его рук, так что еще секунду Эд обнимал воздух. А затем шумно выдохнул и поплелся варить кофе, раз уж его странная подруга сегодня к этому не расположена…
Кофе пили в комнате со сломанным телевизором. Той самой. Эд не любил ее, ему и сейчас казалось: здесь холодно и пусто. Даже несмотря на обилие зелени и Нику, которая устроилась на подлокотнике дивана и впилась в окно таким завороженным взглядом, что было ясно: что бы она ни увидела в тоскливом сером небе, это все еще ее занимало…
Эд осторожно опустился на диван, с опаской поглядывая на нее - райскую птицу на диковинном винно-красном насесте. Попытался придвинуться, чтобы как всегда окунуть одну руку в струящиеся по ее плечу волосы, перебирать их и поглаживать, пока кофе не будет допит. Но Ника дернула плечом. И Эду волей-неволей пришлось довольствоваться сомнительным вкусом черной жидкости без острой приправы - прикосновения к ней.
За окном пустился скучный, моросящий дождь. Ника сидела все так же - не шевелясь. И только нежная жилка на ее безупречной шее мелко подрагивала, дразня - намекая на долгожданное завершение этого утра.
Непривычная холодность Ники вначале интриговала Эда, выглядя тонкой прелюдией к какой-то новой волнующей игре.
Но время шло. А она молчала. И это начинало злить.
Спокойное выражение ее лица вдруг показалось ему нарочитым, почти насмешливым.
Эд решил покончить с идиотским молчанием и прочистил горло, морщась - чувствуя, как раздражающе царапает ухо этот искусственный до предела звук.
- А-а-а… у тебя всегда так много мышей?
Она соизволила повернуться.
- Мышей? - улыбнулась пронзительно и слегка недоверчиво.
- Ну да. Я уже несколько ночей просыпаюсь. Сегодня из-за них чуть вазон не разбил.
- Надо же! Их так давно не было, - она заерзала, и диван закачался.
Эд приготовился словить ее в любой момент.
- Скребутся по углам, пищат - спать мешают. У тебя для них ничего нет?
Ника призадумалась ровно на одну секунду. Воскликнула: «Конечно есть!» - и золотистым вихрем соскользнула с дивана, отчего тот недобро зашатался. С облегчением и осторожностью поднялся и Эд.
- Много чего есть! - на кухне раздавался грохот, что-то открывалось, падало, потом послышался металлический звон и звук льющейся воды. И топот ног Ники - в направлении спальни.
«Наконец-то, - подумал Эд, спеша туда же, - поставим мышеловки, а заодно и…»
Но приятная мысль оборвалась. Он обалдело уставился на Нику, сидящую босиком на обжигающе холодном полу.
- Хорошо, что ты рассказал! А то они бы подумали, что я о них совсем забыла, обиделись бы и ушли… - на корточках, она разбрасывала кусочки хлеба и неизвестно откуда взявшиеся (в ее-то доме!) зерна пшеницы вокруг заботливо приготовленного блюдца с молоком. Кстати, с его стороны кровати.
- А… - Эд с беспомощным изумлением указал на блюдце.
Ника обернулась и, ослепительно улыбнувшись, отерла молочные усы одним длинным бессознательным жестом. Даже издалека она пахла этим детским, полузабытым счастьем - простым, как все истинное… Ее смешная поза: на корточках, руки болтаются между широко расставленных колен - вдруг напомнила Эду мальчишек. Тех, что вечно бросаются в лужи и запускают воздушных змеев (не важно, что погода неподходящая и ветру взяться неоткуда!)… Жгучая радость в ее глазах была родом оттуда - из их волшебного мирка.
Ну мыши… Подумаешь! Да сколько угодно!
Он присел с ней рядом и неожиданно для самого себя взял ее руку и поцеловал, собирая теплый молочный запах с ладони, пристально глядя в ее зеленые смеющиеся глаза. А потом…
Потом утро двинулось своим обычным чередом и пол не показался ему таким уж холодным.
Вместо серых дождей на нагую кожу земли легли первые приморозки. И дымка ленивой дремоты, окутывавшая дом и его обитателей, стала еще плотнее.
Утренний кофе Эд теперь зачастую готовил в одиночестве - Ника спала дольше, игнорируя даже священную обязанность полива цветов. Она просыпалась перед самым выходом. Тихими заплетающимися шагами пересекала коридор и долго смотрела то на него, то на дымящуюся чашку на кухонном столе, словно в равной степени удивляясь их присутствию. С мученическим видом опускалась на стул и прятала за чашкой глаза - темные от темноты за окном. А после первого глотка, наконец спохватившись, сообщала с комичной торжественностью: «Доброе утро!» - и тянулась к Эду с расфокусированным взглядом - целовать. Естественно, проливая кофе. Эд шипел от боли и злился. А Ника оживлялась - смеялась, принималась бурно извиняться и так старательно вытирала его полотенцем, что завтрак плавно перемещался в постель…
Но, увы, такое случалось все реже. Ведь, заметив часы и осознав, насколько именно опаздывает, она сломя голову летела собираться, и получить от нее что-нибудь, кроме беглого поцелуя в нос, было уже невозможно…
А вечером, пока он вез ее из института, она опять дремала, спрятав твердый кулачок под щекой - сказочный зверек, свернувшийся клубком на жестком сиденье. Глаза скользили под шелковыми веками, ровное дыхание шевелило золотистый локон у приоткрытых губ… Она действительно спала. Но стоило машине остановиться, как Ника испуганно выпрямлялась в кресле, явно думая, что уснула на лекции.
Наблюдая этот привычный спектакль вечер за вечером, Эд тщательно прятал улыбку.
Зайдя в дом, они еще некоторое время пытались изобразить деятельность: Эд готовил или листал бумаги, а Ника направлялась в соседнюю комнату рисовать свои любимые цветы, наполовину занесенные снежной пеной.
Полчаса спустя Эд находил ее на красном диване. Она молча смотрела в окно пустым взглядом, укутавшись с головой в старенький клетчатый плед… Тогда он что-то бормотал ей в ухо сквозь шершавую ткань, не дождавшись ответа, подхватывал на руки и нес в постель. Даже если было только семь часов вечера…
Но и в постели, казалось, поселился холод. Рядом с медленно-ровным биением ее сердца Эд все чаще незаметно сам для себя погружался в сладкую дремоту, а чуть позже - глубоко, безнадежно засыпал, едва коснувшись подушки. Сквозь смутные полуэротические видения он тянулся к Нике, стремясь ухватить хотя бы кончик своей золотисто-розовой мечты… Но она была далеко, слишком далеко…
А в следующий момент пронзительная трель будильника уже терзала его, вызывая злость и неопределенные сомнения: он спал? он спит?…
Тяжелой поступью в город явилась зима.
Ее звенящая льдистая тишина затопила улицы, прильнула к окнам домов. Рядом с ее тягостным соседством охрипли и замолчали собаки, затаились в своих притворно-надежных жилищах люди…
Дом погрузился во тьму: стекла затянуло диковинным бархатно-белым узором. Он сползал языками ледяного пламени на подоконник и дальше - на пол…
Большую часть дня Ника теперь проводила в кровати, и легкие тени из ее бесчисленных снов порхали по спальне… А когда насущная необходимость или призрачные правила приличия все же вынуждали ее подняться, ходила по дому бесшумно и бесцельно - как полупрозрачное привидение в длинном махровом халате, наброшенном на голое тело…