В конце концов, одурев от изнурительного бдения за рулем, он сдавался и сворачивал в дворик ближайшего придорожного мотеля.
Первым ему попался на удивление приличный экземпляр - уютный и освещенный рекламой. Вежливый портье помог донести сумку до номера и принял чаевые с достоинством потомственного дворецкого.
Но в остальном это были прокуренные насквозь жуткие дыры, где простыни напоминали географические карты государств, ввязавшихся в долгую и беспросветную войну, а телефоны в номерах всю ночь разрывались от предложений самой разной любви по самым демократичным расценкам…
Эду, впрочем, было почти все равно. Он не раздеваясь валился на кровать и долго лежал в темноте, прислушиваясь к шуму трассы. К тому, как это море асфальта зовет его… Где-то, затерянный среди тяжелых транспортных волн, лежал берег - извилистая сеть перекрестков в перламутровой мантии вечерних огней… Место его проигранной битвы…
Дорога была слишком долгой.
Потеряв счет дням недели еще в начале пути, Эд ориентировался только по указателям и городкам, протянувшимся к цели пунктиром. А когда наконец автострада обросла знакомыми деталями и влилась в главную артерию города, где он жил два года назад, Эд невольно увеличил скорость - слишком велико было желание оставить это путешествие позади.
И ни за что бы не поверил, что однажды мечтал о нем, как о захватывающем приключении. Пару лет назад.
Эд поселился в том же отеле, который приютил его после побега. В первый раз. Та же облезлая пятиэтажка, те же гаснущие лампочки, должно быть, даже номер тот же.
Но приятный ностальгический привкус отсутствовал.
Здесь, в конечной точке поездки, он неожиданно почувствовал огромную усталость. И растерянность - неизмеримую, доводящую до дрожи в коленях. Однако едва успел опуститься на услужливо прогнувшуюся под его весом кровать, как зазвонил телефон.
Мгновение Эд смотрел на него, будто не в силах сообразить, что делают в подобных случаях… А затем безумная идея озарила смыслом надрывавшийся на тумбочке аппарат, да и сам факт его приезда в этот город.
Он потянулся к сумке, не обращая никакого внимания на пронзительные трели, и начал методично обыскивать каждое отделение. Но быстро потерял терпение - все содержимое сумки полетело на пол…
Разглядывая живописную россыпь носков, денег и документов на потертом ковре, Эд напряженно вспоминал.
Вокзал. Лавочка. Голубь (проклятая птица!)… Голос, гундосящий про прибытие поезда… Карман! Он положил визитку во внутренний карман.
Осознавая всю абсурдность ситуации, трясущимися пальцами он полез за пазуху. И достал затертый до почти неразличимого состояния, усыпанный крошками прямоугольник!
Почему-то подумалось, что бумага такая же теплая, как тогда - на промозглом перроне… И что куртку он не раз собирался поменять, но так и не менял. Хрен знает почему…
А телефон между тем не унимался.
Стряхнув оцепенение, Эд пододвинул аппарат к себе, поднял трубку, коротко гаркнул:
- Я тебя сам развлеку, урод! - нажал отбой и стал быстро набирать номер из полустершихся цифр.
Поплыли длинные гудки… Эд слушал их, и казалось: это его сердце отсчитывает порции безвременья - долгие и безжалостные. Он внезапно понял, что не знает, о чем говорить, если следователь все же возьмет трубку.
Гудки тут же прервались. Воцарилась короткая тишина, а затем низкий мужской голос проревел в бешенстве:
- Ты сюдазачем звонишь?!
Эд опешил. С усилием сглотнул и растерянно пробормотал:
- Могу я поговорить с… - нужное имя-отчество почему-то напрочь вылетело из головы! Он лихорадочно вертел бумажку, но стершиеся буквы не поддавались идентификации.
Его собеседник, похоже, сдерживаясь изо всех сил, процедил предельно яростным тоном:
- Слушай и запоминай: не звони сюда больше!
Короткие гудки зазвучали так же зло, как и голос незнакомца.
Эд потрясенно выдохнул в звенящую тишину комнаты:
- Михаилом Петровичем…
И положил трубку.
Ему так не хотелось выходить из номера. И оставаться наедине с этим городом (не дай бог, ночью при луне!).
Не хотелось идти и в «Белую лошадь». Что, если он ее не обнаружит? Жизнь теперь движется быстро - вчера бар, завтра танцкласс. Шансы на то, что, вернувшись вот так, спустя два года, он найдет за стойкой именно Костю, призрачно малы… Да и, кстати, существовал ли он - этот Костя?…
При этой мысли в голове замкнуло.
И Эд решил: думать вообще не стоит. Только действовать!
Он подхватил ключи, документы и деньги и почти выбежал из номера.
Уже на улице, глотнув промозглого воздуха, вспомнил о кое-чем. Вернулся и принялся барабанить по стойке, дожидаясь администратора. Наконец явился трясущийся старичок в измятых брюках.
Эд поспешно поинтересовался у него, какой сегодня день недели и который час.
Пряча отвратительную понимающую ухмылку в углах усов, старичок наклонился ближе к стойке.
- Вторник, полшестого уже. Могу показать толковое место неподалеку - на пересечении улиц…
Названия Эд не дослушал - пнул входную дверь и помчался к машине.
Он притормозил в позволительной близости от отделения. Остаток пути преодолел пешком - быстро, не глядя по сторонам, почти переходя на бег…
Почему-то казалось, что завтра будет поздно. Что ничего уже не выяснится. Что Куцый просто обязан задержаться на работе именно сегодня! Что это - единственный шанс.
Разумеется, никаких связей с реальностью подобное убеждение не имело. Но Эду было плевать.
Все те же зеркальные двери - утешало. Рванув их на себя, он оказался в знакомом холле перед стойкой и дежурным, который встретил его вопросительным взглядом.
Воздух зашипел в горле (позорный признак волнения), и вместо внятной речи вырвалось какое-то бульканье.
- Куцый на месте?
- Кто? - с явным сомнением.
- Куцый Михаил Петрович, следователь. Кабинет на втором этаже, за углом. Он на месте?
Дежурный вздохнул и, решив, что посетитель не стоит такого внимания, погрузился обратно в недра упитанного журнала.
Эд непроизвольно сжал кулаки. И потребовал снова:
- Мне срочно нужно к Куцему!
- Такого нет в нашем…
- Был два года назад!
Что-то в его голосе заставило мужчину в форме поднять голову.
- Успокойтесь, гражданин. Я, может, и новый человек здесь, но уверяю…
- Мне до зарезунужен Куцый!
Некоторое время они обменивались напряженными взглядами. Затем дежурный сдался - с отчетливым нежеланием покинул насиженное место, бросил раздраженно: «Ждите», - и не спеша, пытаясь сохранить хотя бы видимость собственного превосходства, начал поднимался по лестнице…
Эд нетерпеливо постукивал по столешнице. Потом топтался у двери. Потом большими нервными шагами мерил холл. В конце концов, смирившись с неотвратимостью ожидания, он направился к ряду пластиковых кресел, подпиравших стену в углу. Вдали, на последнем из них, громоздилось нечто бесформенное, очертаниями отдаленно напоминающее человека.
Но Эд, занятый своими проблемами, не всматривался.
Неожиданно «нечто» поднялось и, с трудом преодолев разделяющее их расстояние, плюхнулось в соседнее кресло. Эда накрыло монументальным вековым перегаром в сочетании с тяжелой вонью немытого тела и мочи… Он уже был готов подняться - избавиться от тошнотворного соседства, как вдруг разглядел под засаленной кепкой поразительно живые глаза.
Из них (единственного, что осталось в этом существе от человека) полыхнуло намеком.
- Ты уже з-знаешь, - бомж наклонился к нему поближе (видимо, для создания интимности). Вонь усилилась, и Эда чуть не вывернуло (как же можно так опуститься?!). - Да… Ты- точно знаешь!…
И, словно удовлетворившись этим нетривиальным умозаключением, он откинулся на спинку стула, прикрыв тяжелые коричневатые веки, вновь погрузившись в круг своих зыбких фантазий.