Ободренный успехом, ветер сыпанул щедрую пригоршню капель, и по окну поползли косые строчки дождя - полустертые, почти незаметные на угольно-черном стекле…
Проклятая осень! Все вокруг мерзнет, все погружается в сон. Или смерть.
Нет, конечно, позже - после минус двадцати - плюс три и дождь будут блаженным теплом, но сейчас… С-с-сука, холодно!!!
Стуча зубами и кутаясь в чудом обнаруженный плед, капитан ругался последними словами, но уснуть все равно не мог.
Несмотря на фиктивно наступивший отопительный сезон, батареи нельзя было назвать даже теплыми. И это бесило вдвойне! Сегодня сама природа милосердно позаботилась о том, чтобы он мог поспать на дежурстве - темень, дождь хлещет, холод собачий… Да никто в такую погоду нос из дома не высунет! Какие еще, мать их, преступления? Спи, редкая возможность… Так нет же!
Капитан храбрился, зябко натягивал плед повыше и, раз за разом тыкаясь дырявым носком в стылый кожзам дивана, мучительно пытался согреться…
Наконец спустя, наверное, час болезненной дрожи (до, чтоб их, судорог!) дремота заволокла смутной дымкой окружающие предметы. И вот он уже расслабился, отважно выставил из-под пледа руку и куда-то поплыл по знакомой реке в своей любимой куртке на толстенном меху, с термосом горячего сладкого чая и бутербродами, с удочками, с замечательными опарышами и вкуснейшими (для рыб, понятное дело) резвыми червями, заготовленными на даче у тещи накануне после дождя…
Пробуждение, как всегда в таких случаях, было мерзким.
Капитан схватился, приподняв голову над тощей подушкой. Пожевал губами, прощаясь с колбасой на батоне и вожделенной курткой и стараясь понять, что же его разбудило… Широко распахнутые, но еще ничего не видящие глаза обежали комнатку…
Как вдруг громоподобный стук в дверь властно напомнил о себе!
С жалобным стоном дежурный сел на краю дивана, по ходу движения прикидывая: следует открыть (как требует устав) или наплевать и лечь снова (как настойчиво советует глас разума)… Тем временем сон улетучивался безвозвратно. Пару минут страдалец по инерции пытался удержать внутри его благословенный омут… А потом, грязно выругавшись, поплелся открывать.
В дверь упрямо ломились. Уже всерьез. Так, что даже из «обезьянника» доносились емкие характеристики ночного гостя.
«Не свезло так не свезло! - мысли путались под стать заплетающимся ногам и непослушным, вновь коченеющим пальцам. - Наверняка что-то серьезное - в такой-то час…»
Дверь скрипнула, впуская в помещение сырость и новую порцию пронзительного холода. Капитан поежился. Запоздало сообразил, что забыл штатное оружие в кобуре на диване… Но тут же невольно расслабился при виде фигуры, маячившей за дверями и источавшей волны многослойного перегара.
Последнее вдруг взбесило его, спокойного в общем-то человека.
- Ну не еб твою мать?! - с негодованием заорал он, окончательно проснувшись и даже взбодрившись до определенной степени. - Какого хера ты сюда приперся?!
Бомж стоял нетвердо, сильно накреняясь и опять восстанавливая потерянное равновесие, с опущенным лицом внимательно разглядывая дверные петли.
- С тобой говорю, ты, ходячее бухло! - брызжа слюной, дежурный угрожающе боднул головой в сторону пьяного.
Тот поднял рассеянный взгляд. И стало видно, что он не так стар, как казалось вначале.
- Пошел нах отсюда! Ты хоть знаешь, куда ломишься? Это - милиция!!!
Бомж не шелохнулся.
«Дерьмо, - скривился капитан. - Хоть бы его тут не вывернуло - с меня же спросят!»
В этот момент мужчина очнулся - помотал головой, как бы отгоняя назойливую мысль. Четко произнес: «Милиция. Знаю. Арестуйте меня - я убил человека», - и протянул в неожиданном жесте сложенные руки.
Они были невообразимо грязны - покрыты запекшейся коркой (возможно, и крови) с беззастенчиво широкой «траурной» каймой под ногтями. Картину дополняли манжеты - засаленные, в пятнах (выпивки? соуса? или чего похуже?) - некогда белой рубашки. Половина пуговиц на ней была оборвана, половина косо застегнута. Наброшенная поверх этого великолепия куртка (потертая, мешковатая - будто с чужого плеча) напоминала то, чем, по сути, и являлась - содранную шкуру несчастного животного. А уж вонь…
Капитан отшатнулся.
- Убил он… Пить надо меньше!
Руки незнакомца дрогнули, чуть опустились. Но тут же опять взметнулись в самоотверженном жесте.
- Я сказал, арестуйте! - в его голосе зазвенела глухая, безнадежная злость.
- Сказал? - переспросил капитан саркастически. - Ну раз сказал - та-да ка-неш-на… Раз Он Сказал… Пошел вон!!! - и лихо замахнулся дверью, чтобы грохнуть ею перед самым носом бомжа…
Но в последний миг поежился от сухого короткого звука, раздавшегося вместо ожидаемого удара - ночной посетитель подставил голову в проем (нет, ну точно больной! хоть бы ногу, что ли…). Как в замедленной съемке, голова повернулась, с трудом фокусируя потерянный взгляд, и произнесла в сторону капитанских ботинок тихим, но твердым голосом:
- Я отсюда не уйду, пока меня не арестуют.
От неожиданности дежурный растерял всю свою злость.
И подумал: «Ведь и правда - пусть посидит до утра, жалко, что ли? Так оно безопасней будет… Псих же натуральный! А то потом: "Почему не задержал? Какое имел право?" Вот только оформлять его - это ж стопка чертовой бумаги!…»
Он тяжело вздохнул, глядя на ненормального исподлобья. И обреченно махнул рукой.
- Ладно, пошли. И откуда ж ты, гад, взялся на мою голову?…
Однако мужчина не спешил входить - все топтался на месте, словно не решаясь переступить порог теперь, когда его так открыто пригласили. Он вдруг показался капитану невыразимо одиноким и жалким - как трехногая дворняга, жмущаяся к каждому незнакомцу в поисках тепла, но знающая по опыту, сколько боли могут принести человеческие руки, и потому так непоследовательно их избегающая…
- Идем, арестовывать тебя будем!
Наконец, помаявшись еще пару секунд, забулдыга все-таки шагнул в гостеприимно распахнутую дверь казенного дома.
Дежурный запер ее и пошаркал по темному коридору, спокойно повернувшись к «кающемуся грешнику» спиной - безошибочно чувствуя, что тот уже в принципе не способен быть угрозой… Ну разве что для себя самого.
- И кого ты там убил? - пробубнил он под нос для поддержания разговора.
- Нику.
- Эт собутыльница твоя, что ли? - капитан вел бомжа в сторону «обезьянника», зевая с подскуливанием и рассеянно обдумывая, как же его лучше оформить… Хулиганство?
- Нет, - тихий голос мужчины прерывался, точно на полпути к забытью (что очень походило на правду). - Нет. Моя судьба.
Дежурный оглянулся и многозначительно хмыкнул.
- Че, на стороне трахалась?
Мужчину передернуло. На миг показалось, что за тяжелым алкогольным туманом мелькнуло истинное лицо сумасшедшего - жесткое и волевое лицо человека, не спускавшего оскорблений… Но плечи его тут же снова поникли, а загоревшиеся на миг глаза затянуло поволокой равнодушия.
- Нет. Пришлось, - долгая пауза, заполненная перезвоном ключей и тихими голосами из-за решетки. - Ее нужно было освободить.
Капитан снова обернулся. Обалдело выпучил глаза.
- Ну ни фига себе!… - и, распахнув дверь клетки, широким, щедрым жестом кивнул в сторону нар. - Заходи, «освободитель».
Мужчина, сделавший несколько шагов вперед (явно механически, не слишком понимая, где и почему оказался), выглядел на редкость нелепо в своей грязно-белой рубашке на фоне двухъярусных коек и нужника…
Нет, он-таки правильно поступил, что приютил этого психа здесь, а не отправил бродить по городу. За долгую (да уже почти двадцатилетнюю!) службу он запирал замок, наверное, за сотнями (если не тысячами) людей. Большей частью - за тупыми пьяными буянами. За бестолковыми любителями легких денег - из тех, кто думает лишь на один ход вперед. За торговцами дурью. Или паленой водкой. За продажными девками. За проворовавшимися бухгалтерами. Даже банкирами. Иногда (редко) - за зверями с одеждой в крови и страшным режущим взглядом. «Освободителей»… пока не было.