Его вид был таким несчастным, таким ужасно подавленным, что её возмущение рассеялось. Она подошла к нему, предложив бокал. Пока он пил, её пальчики пробежались по его литым мышцам на груди.
— Но в чём проблема? Ничего ведь не изменилось. Я всё ещё принадлежу тебе.
Он покачал головой.
— Нет. Я не могу владеть женщиной, которую люблю. Завтра же я погашу твой контракт с компанией и выкуплю твоё Гражданство. — Он по-мальчишески ухмыльнулся. — Тэфилис возненавидит меня.
И, хотя сперва она не могла поверить в это, её неволя закончилась.
На следующее утро Мэмфис стоял рядом, в то время как мед-юнит восстанавливал её татуировку Гражданства. Когда с этим было покончено, Эрриэнжел вновь стала свободной женщиной Дильвермуна. Счастье окрыляло её — пока она не заметила траурное настроение Мэмфиса.
— Что случилось?
— Ты ведь теперь покинешь Сад? Могу одолжить машину. — На его лице было покорное ожидание.
— Пойдёшь со мной?
Его глаза блеснули, он неуверенно улыбнулся.
— Если хочешь. На какое-то время.
— На какое-то время, — согласилась она. — Посмотрим, как пойдёт.
Их совместное время вышло замечательным.
Выяснилось, что часть её личного состояния осталась нетронутой крахом Ларимоуна и местью Эрбрэнда. Она сняла квартиру в лучшем месте Бо’эма.
Там они и поселились. Вдали от брата и Сада Мэмфис ожил, перестав выглядеть таким загнанным. Периодически он возвращался к себе по делам, покидая её на неделю или две — но эти расставания лишь делали их воссоединения слаще. Помня о своей ошибке с Ондайн, Эрриэнжел никогда не спрашивала его о работе, никогда не просила показать готовые результаты творчества.
В его отсутствие, её иногда занимали вопросы: не служит ли ему сейчас источником вдохновения новая рабыня? Не слишком ли та хороша собой?
Но он всегда возвращался, с глазами нежными от любви.
Её жизнь казалась совершенной. Дни текли, и каждый из них являлся золотым, оставляя за собой только чудесные воспоминания.
В действительности, это немного смущало её. Она почему-то не могла в точности понять, каким образом её существование стало таким гладким, лишённым сложностей, свободным от мелочного быта. Её жизнь превратилась в почти что в пунктирную линию только из красивых и волнующих моментов, сияющую и прямую лестницу в небо, не испачканную пошлой повседневностью. Отчасти она объясняла это контрастом со временем рабства… и тем, как артистически Мэмфис посвятил себя поиску радости для неё.
Он оказался очень хорош в том, как сделать её счастливой. Возможно, порой думала Эрриэнжел, ему удалось узнать её даже лучше, чем она сама знала себя — настолько он умело направлял её, минуя печали. Каким-то образом, у него всегда получалось заставить вещи выглядеть иначе.
Прошёл год, прежде чем в ней наросло беспокойство.
Она никогда не прекращала любить его, но окончательно поняла, что нуждается в переменах.
В постели, после прекрасного секса, Эрриэнжел сказала ему спокойно обдумать это.
Ответный взгляд заставил Эрбрэнда казаться всего лишь капризным мальчишкой.
Все её чувства необычно исказились, мир смазался.
— Опять всё пошло не так, брат? — спросил сияющий Тэфилис. — Ах, ах. Ну, повезет в другой раз. Я пришлю тебе подтверждение, чтобы ты смог погасить свою ставку.
На грани слышимости Мэмфис пробурчал проклятье, отчего его брат вспыхнул злостью, как сухой порох.
— Когда-нибудь, Мэмфис, ты должен набраться смелости и сделать все сам, не используя все эти милые чистенькие машины. Хотя бы раз тебе необходимо лично потереться с жертвой своей ханжеской плотью. Однажды ты должен вонзить нож собственными незапятнанными ручками. — В Тэфилисе сейчас сквозило искреннее презрение.
Мэмфис проигнорировал его. Молча выключил оборудование и удалился.
Внезапно Эрриэнжел вернулась в свои комнаты в Саду Страстей. С лица поднялся колпак зонда, распустились удерживавшие её ремни.
Она была одна.
Вначале её не покидала уверенность, что это всего лишь страшный сон или, возможно, болезненный бред. Она присела на кушетку, дожидаясь окончания кошмара. Но, к моменту появления Мэмфиса, ей удалось сделать правильный вывод.
— Ты не постучал. — Её эмоциональное состояние находилось вне гнева и страха.
— У меня только одно, — сухо произнес он. — Я пришёл сообщить, что должен передать тебя в ведение моего брата. — Его выражение мало походило на человеческое: лицо бездушной машины, с вытиснутой на нём карикатурой на изнеможение и разочарование.