Молодые улыбчивые лотофаги вскрывали погреба, и шипело, пенилось лотосное вино, пища из лотоса мягко хрустела на зубах. Руки просящих шарили наугад.
На мгновенье Одиссей остановился, его пронзила мысль, что люди слепы, они не лотофаги, они пришельцы на этот остров, забывшие свой дом, променявшие свою многотрудную жизнь, борьбу, домашний очаг, детей на вечный рабский праздник.
Ослепшие, видимо, от частого употребления лотоса, зависимые теперь от лотофагов, они выполняли любую их прихоть…
Одиссей потерял царицу в общей суматохе, стоял, схватившись за голову.
Он, вдруг, ясно представил Пенелопу у прялки, Пенелопу у колыбели, в которой улыбается маленький Телемах, Пенелопу, наливающую в миску молока, ее широкое, доброе лицо, полные сочные губы. Он вспомнил ее взгляд в тот день, когда уезжал, ее трогательную фигурку на берегу и обещание ждать всю жизнь.
Сердце его заныло. Он оглядывался вокруг, но не знал пути назад, а дурман еще не проходил в его голове. Его безумные товарищи уже вошли в залу и ели лотос, мясо, виноград, пили вино, смеялись, забавляясь с вечно молодыми женщинами лотофагов.
Он ощущал кольцо на руке, чувствовал желание увидеть белокурую царицу и бросился на поиски.
Она, вместе с хором, пела пламенную песнь, посвященную Афродите.
Увидев его, она оборвала песнь и, сказав «вот и мой суженый», повела его, меж высоких колонн, во внутренние палаты мраморного дворца. Здесь, среди ковров, журчания фонтана, они слились в огненном поцелуе. Он погрузился в нее, в капкан ее тела, но не чувствовал силы, необходимой ему для любви, а скорее – странное, полуобморочное состояние, и гипнос начал овладевать им.
Сны сладко катились, сменяя друг друга, очаровывая его красками, создавая ощущение легкого полета, пока тревожные ноты – чаша, упавшая в траву, засветившийся огоньками распустившийся куст, не всколыхнули сон, не заставили забиться сердце. И тут он издали увидел скалистый берег Итаки, одинокий кипарис на вершине, и рядом фигурку Пенелопы…
И он открыл глаза. Стон и храп спящих были музыкой в прекрасном дворце.
Все это смешивалось с журчанием фонтана и дыханием лежавшей рядом женщины, на пышных грудях которой покоилась его голова. Одиссей осторожно поднялся.
Он чувствовал, что дурман уходил, голова еще болела, но мозг начинал работать четко и слаженно. Без одежды и верного меча, он чувствовал себя совсем беззащитным. Переходя из зала в зал, Одиссей видел прекрасных лотофагов. Их жизнь пульсировала во сне. Вокруг лежали их кубки, стояли яства, и он, походя, дернул несколько виноградин с кисти, лежавшей на серебряном блюде, взял кувшин…
Стоп! Надо расставить все по местам! Нельзя пить вино из лотоса, нельзя употреблять его в пищу, иначе теряется память, а он не потерял ее до конца, так как выпил мало. Они не выйдут отсюда. останутся с лотофагами, будут также слепы, как и те – рабы радости и бездумного веселья, которых это счастливое и наивное племя садов заманило на свой остров. Нужно немедленно, разыскав товарищей, бежать, иначе они никогда не увидят родины.
Одиссей, осторожно переступая через тела спящих, разыскал одного, другого, третьего.… Все они мирно и счастливо спали, в объятиях красавиц, опоенные лотосом, забыв о друзьях, женах и детях, где-то ждущих их на далекой Родине. Вот Сарпедон, вот Леохар, вот Тиммон… Но не просыпаются они, а если и раскрывают глаза, то с удивлением смотрят на Одиссея, не верят его словам.
«Несчастные, одурманенные колдовским зельем, очнитесь, пробудитесь, бежим на корабль, пока не вышел в небеса Гелиос! Вспомните о родине, об отцах и матерях, о женах и детях своих!».
Нет, напрасно!
Сколько не толкал их Одиссей, не верили ему товарищи, отмахнувшись от него, вновь погружались в очарование сна.
Тогда Одиссей, связав каждому руки, начал выносить их из дворца. Как он и предполагал, лотофаги ничего и нигде не охраняли. И все же Одиссей из предосторожности свернул на маленькую боковую аллею, и там, под желтой луной и шелестевшим гранатом, уложил спящего Леохара.
Потом вернулся и с трудом взгромоздил на себя тяжелого Сарпедона. Превозмогая боль занывших ран заспешил с тяжелой ношей к выходу, стараясь не споткнуться.
Постепенно нашел и перенес всех шестерых. Они, словно дети, беззащитные, лежали рядышком. О, боги, но как заставить их идти сквозь лес, к кораблям?
Напрасно он их толкал и уговаривал, пока в голове у него не вызрел план спасения. Пробравшись в зал, он среди обилия фруктов и напитков, нашел мерзкого козлоногого, чья голова покоилась на рыбном блюде. Одиссей помнил, как все шли за флейтой козлоногого, очарованные. Пришлось вспомнить с далекого детства свои навыки игры на инструменте.